Юрий Антонян - Особо опасный преступник

- особый интерес некоторых людей к моргам, похоронам, крематориям, кладбищам. Особый интерес некрофильской личности к мертвым вообще проявляется не только в разговорах, но и при чтении газет. Они охотно обсуждают различные аспекты убийств и других смертей, выясняют обстоятельства, причины и следствия недавних смертей, прогнозируют, кто теперь на очереди, и т.д. В числе таких лиц Фромм называл пожилых людей, с чем трудно согласиться, поскольку интерес последних к смерти, похоронам, погребению вполне естествен у тех, кто в силу возраста (и опасной болезни) ожидает и внутренне готовит себя к неизбежному концу. Следовательно, вполне естественно говорить не только о некрофильских личностях, но и некрофильском периоде жизни у вполне нормальных людей. Это особый период, требующий особой помощи, особого попечения, особого такта, особого участия, хотя большинство обществ еще очень далеки от этого;

- сравнительно трудно уловимая безжизненность при общении. Причем здесь дело не столько в предмете обсуждения, сколько в форме высказывания. Умный, образованный некрофил может говорить о вещах, которые сами по себе могли бы быть очень интересными, если бы не манера, в которой он преподносит свои идеи. Он остается чопорным, холодным, безучастным. Он представляет свою тему безжизненно и педантично. Он действует на других как "ходячая тоска", и от него быстро устают. Я не думаю, что нужно так и только так трактовать безжизненную манеру говорить, поскольку многое зависит от эмоциональных качеств человека, его темперамента, воспитания, уверенности в себе и т.д. Некрофил Сталин говорил сухо и безжизненно, зато некрофил Гитлер - чрезвычайно горячо, бурно, неукротимо;

- особое отношение к собственности и оценки прошлого. Некрофил воспринимает реально только прошлое, но не настоящее и не будущее. В его жизни господствует только то, что было (т.е. то, что уже умерло, то, чего уже нет): учреждения, законы, собственность, традиции и т.д. Короче говоря, вещи господствуют над человеком; "иметь" господствует над "быть", обладание - над бытием, мертвое - над живым*(48).

Я не могу согласиться с тем, что некрофил воспринимает реально только прошлое, а не настоящее и не будущее. Державные некрофилы, те же Гитлер и Сталин, постоянно говорили о будущем как о реальности, наделяли его многими, с их точки зрения, чертами, ради этого будущего они трудились, порой самоотверженно, не делая скидок ни себе, ни другим. Что касается обычных душегубов, то, как показало их изучение в процессе расследования уголовных дел и в местах лишения свободы, все они, за исключением некоторых из тех, кто потерял всякую надежду выйти на волю, устремлены в будущее, а большинство озабочены своим настоящим. Трудно согласиться с Фроммом и в том, что резкие перемены воспринимаются некрофилами как преступление против естественного, природного хода вещей. Так называемые революционеры из числа некрофилов самым активным, а иногда и яростным образом разрушали все старое и на его месте пытались построить новое. Резкие перемены, совершаемые другими, они оценивали весьма доброжелательно, если перемены соответствовали их планам.

Фромм полагал, что некрофилы предпочитают темные тона, поглощающие свет: черный, коричневый. Это предпочтение проявляется в одежде, в выборе предметов мебели, штор, красок для рисунков и т.д. Далее, по мысли Фромма, некрофилов отличает специфическое отношение к запахам. Как показывают эмпирические исследования этого автора, большая часть некрофилов отличается пристрастием к дурным запахам "задохнувшегося" или уже гниющего мяса. Заинтересованность дурными запахами нередко проявляется в гримасе принюхивания. Эта гримаса не является обязательной для всех, но уж когда она есть, то это самый надежный признак некрофила.

Некрофил практически не умеет смеяться, считает Фромм, его лицо как маска. Ему недоступен нормальный, свободный, облегчающий душу смех, его улыбка вымучена, безжизненна, она похожа, скорее, на брезгливую гримасу. Я не сомневаюсь, что такой вывод опирается на какие-то наблюдения. Однако полностью согласиться с ним не могу: есть множество свидетельств того, что Гитлер и Сталин, когда хотели, могли смеяться и улыбаться; некрофилы, с которыми я общался, тоже не были лишены этого дара.

Фромм приводил и другие признаки некрофильского характера, например о специфической речевой некрофилии, когда преимущественно употребляются слова, связанные с разрушением и экскрементами. Фромм считал, что существует связь между деструктивностью и поклонением перед машинной мощью. Ссылаясь на исследования Л. Мэмфорда, он утверждал, что эта связь просматривается еще в Египте и Месопотамии, которые более 5000 лет тому назад имели такие социальные структуры, которые во многом напоминают общественное устройство Европы и Северной Америки. Современного индустриального человека больше не интересуют другие люди, природа и все живое. Неслучайно многие мужчины к своей автомашине питают более нежные чувства, чем к жене. Увлечение фотографией, по Фромму, говорит о том же, и человек теряет великий дар видения, полученный от рождения. Я думаю, в рассуждениях Фромма о фотографировании много верного: нельзя не сказать, что в фотографировании проявляется желание унести виденное и обладать им. Это, конечно, свидетельствует об особом отношении к миру и, если пользоваться терминологией Фромма, скорее, "иметь", чем "быть".

В целом я полагаю, что предложенные Фроммом отличительные признаки некрофильского характера (некрофильской личности) не относятся к числу обязательных, т.е. они могут быть, а могут не быть у определенного лица. Я считаю, что главным и обязательным признаком несексуальной некрофилии является постоянное влечение к смерти, интерес к ней, ко всему неживому, а у некрофильских преступников - стремление к уничтожению людей, реализуемая в поведении тенденция решать свои проблемы путем уничтожения другого. Иными словами, это некрофилия в широком и узком, негативном смысле; в широком - вообще влечение ко всему мертвому, разлагающемуся, причем подобное влечение вполне может быть похвальным, если, например, человек работает в морге, не нарушая при этом никаких запретов. Можно предположить, что у некоторых людей, склонных к попаданию в жесткую зависимость от ситуации и собственных переживаний, доброкачественная некрофилия может перейти в злокачественную.

Я думаю, что человечество, как и отдельный человек, если ориентироваться на их отношение к смерти, в своем развитии проходит разные этапы, когда некрофильский период сменяет биофильский, и наоборот. Для примера можно привести отношение к смертной казни в качестве уголовного наказания. В Европе в древности и Средние века, даже в XVIII и XIX вв. за значительное число составов преступлений (в их числе были и ненасильственные) полагалась смертная казнь. В настоящее время в европейских странах не применяется этот вид наказания, хотя в уголовном законодательстве некоторых государств он еще сохранился. Ставится вопрос о полном запрете смертной казни. Известно, конечно, что тоталитарные режимы в XX в. как раз и отличались тем, что там в широких масштабах лишали жизни по закону или вне рамок правосудия. Это позволяет назвать некрофильскими те страны, где смерть становится привычным способом решения проблем, даже не всегда острых, а также устрашения населения и врагов.