Юрий Антонян - Особо опасный преступник

Все "другие" и каждый "другой" представляют собой чужого со всеми вытекающими отсюда последствиями. Этот архетип принадлежит к числу самых древних и появился во времена, когда в каждом чужаке видели врага. Он мог быть не только представителем враждебного племени или народа, их лазутчиком, но и посланцем таинственных сверхъестественных сил, наделенных колдовскими и магическими особенностями. Его, конечно, надо было бояться и предпринимать предупредительные меры, в том числе наступательного характера. В современных условиях глобализации исламский мир видит чужаков в представителях западной культуры, которая активно проникает в этот мир, грозя, как ему представляется, его ценностям, целям и символам. Очень важно, что такое проникновение имеет место прежде всего на уровне быта и образа жизни, что людьми воспринимается крайне болезненно. Поэтому можно утверждать, что современными этнорелигиозными террористами во многом движут мотивы защиты, дополняемые, как в России, так и на Северном Кавказе, мотивами восстановления исторической справедливости и кровной мести. Поэтому в терроризме можно констатировать полимотивацию.

Лица, склонные к терроризму, принадлежат к людям того склада, для которого характерен примат эмоций над разумом, непосредственных активных реакций на действительность над ее осмыслением; предвзятость оценок, низкий порог терпимости и отсутствие должного самоконтроля, достаточно легко и естественно сживаются с идеей насилия. Не случайно, среди обследованных нами преступников террористической направленности, 44% отличаются явной эмоциональной неустойчивостью, а для 80% характерны эмоционально насыщенные ассоциативные образы. 51% обследованных склонны скорее действовать, чем осмысливать происходящее и строить обоснованный прогноз. Разумеется, указанные особенности личности террористов не исключают продуманность и рациональность их собственно агрессивных действий, что свидетельствует о сложном механизме последних.

Но мотивы их поведения могут быть самыми разными, что надо иметь в виду помимо очень важного фактора полиактивации, который я отметил выше.

Так, среди обследованных нами лиц, причастных к терроризму, 68% двигали корыстные стимулы, а 24% - достижение таких конкретных целей, как освобождение арестованных и осужденных соучастников и иных лиц, связанных с террористами. Однако и эти мотивы, казалось бы, ясные и рациональные, могут дополняться, особенно на бессознательном уровне, мотивами защиты, достижения справедливости, мести и т.д.

Среди террористов много тех, кто движим игровыми мотивами. Для них участие в террористических актах - игра: с обстоятельствами, врагом, правоохранительными органами, судьбой, даже со смертью. Особенно это характерно для молодых людей, в том числе подростков. Не исключено, что у какого-то народа это может быть чертой национального характера.

Такую особенность личности террориста нужно учитывать при проведении конкретных антитеррористических мероприятий, в частности оперативно-розыскных, при ведении с ними переговоров и т.д. Суть названной особенности состоит в том, что ситуации террористических актов эти преступники бессознательно воспринимают как захватывающую игру, ставкой которой может быть их жизнь. Но это их, во всяком случае многих, совсем не пугает: для них собственная жизнь, не говоря уже о других людях, - лишь плата за то несказанное удовлетворение, которое они испытывают от участия в столь захватывающей игре. К тому же при этом насыщаются и их нарциссические влечения.

Но нельзя утверждать, что никто из террористов не боится быть уничтоженным. Поэтому порожденный этим страх в свою очередь вызывает нетерпимость. Страх может быть индивидуального происхождения, но может определяться также принадлежностью данного человека к малому народу, в первую очередь к такому, который вынужден постоянно отстаивать не только свою независимость, но и просто право на существование. Страх способен детерминировать и принадлежность индивида к гонимой религиозной, политической или другой социальной группе (организации).

Лица, постоянно включенные в террористическую активность, являющиеся

членами террористических организаций, обычно находятся в социальнопсихологической изоляции от общества. Иногда изоляция является и так сказать территориальной, если они скрываются в горах или лесах. Постепенно происходит огрубление их личности, потребности приобретают примитивный, сугубо материальный характер, даже если они охвачены религиозным фанатизмом. У таких людей начинают проступать вполне определенные первобытные черты. Как и их древние предки, они оказываются неспособными устанавливать действительные причины многих событий, имеющих для них первостепенное значение, равно как и объяснять видимые и тоже значимые противоречия. У многих проявляются элементы мистического и пралогического первобытного мышления.

Исследуя конкретных террористов, можно было убедиться в том, что большинству из них присущи предельная нетерпимость к тем, кто думает иначе, и фанатизм, порожденные максималистскими идеями "спасения" своей

этнорелигиозной, политической или иной группы, ее торжества и полного посрамления и уничтожения ее врагов, которые ненавидимы. Им свойственна твердая вера в то, что они обладают абсолютной, единственной и окончательной истиной, или в то, что те, кому они подчиняются, конечно же, обладают ею.

Отсюда связанная с нарциссизмом вера в свое мессианское предназначение, в высшую и уникальную миссию во имя "спасения" и счастья своей нации, Родины или сторонников своей веры, политической или иной социальной доктрины.

Убежденность в своей миссии может быть "темной", чисто эмоциональной, а может основываться на "рациональных" идеологических постулатах, святости традиции, мудрости лидеров. Подобная убежденность отличает истинных террористов от "попутчиков", которые согласились совершать террористические акты из корыстных соображений, и от темных, неосведомленных, попавших под чье-то влияние людей.

В целом этнорелигиозные террористы принадлежат к закрытому типу личности, что исключает всяческую критическую мысль и свободу выбора, поскольку они видят мир только в свете предустановленной "единственной истины". Логическим следствием "закрытости" и фанатизма является поразительная, подчас парадоксальная узость, односторонность, ведущая к максималистской абсолютизации частного, произвольно вырванного из общей системы связи и совершенно не учитывающего другие позиции и представления. Очень часто вследствие этого мир теряет реальное очертание, само же сознание и его образы становятся мифологизированными. Формирующиеся в нем символы приобретают бытийное значение, а поэтому посягательства на них, действительные или мнимые, воспринимаются крайне болезненно.