Майкл Шермер - Небеса на земле. Научный взгляд на загробную жизнь, бессмертие и утопии

Средний человеческий тип поднимется до уровня Аристотеля, Гёте, Маркса. Над этим кряжем будут подниматься новые вершины [359].

Эта недостижимая цель привела к таким немыслимым экспериментам, как опыты И. Иванова, которому Сталин {35} поручил заняться скрещиванием людей и человекообразных обезьян с целью создания «нового непобедимого человеческого существа». После того как Иванову не удалось вывести гибрид человека и шимпанзе, Сталин приказал его арестовать, заключить в тюрьму и сослать в Казахстан [360]. Что касается Троцкого, то, будучи во власти и являясь одним из первых семи членов Политбюро ВКП (б), он организовал концентрационные лагеря для отказавшихся присоединяться к его великому утопическому эксперименту. Из них впоследствии развился «архипелаг ГУЛаг», где погибли миллионы русских граждан, считавшихся препятствиями на пути в грядущий утопический рай. Когда же собственная его теория — троцкизм — вошла в противоречие с теорией сталинизма, он был убит по приказу диктатора наемником в Мексике в 1940 г.

Во второй половине XX в. революционный марксизм в Камбодже, Северной Корее и многочисленных государствах Южной Америки и Африки повлек за собой убийства, погромы, геноцид, этнические чистки, революции, гражданские войны и финансируемые государством конфликты — все это во имя рая на земле, ради создания которого потребовалось уничтожить упорствующих диссидентов. В общей сложности около 94 млн человек погибло от рук революционных марксистов и коммунистов-утопистов в России, Китае, Северной Корее и других государствах — ужасающее число, сравнительно с 28 млн убитых нацистами [361]. Если вам приходится убивать людей десятками миллионов ради осуществления утопической мечты, вы сумеете построить только кошмар антиутопии.

В книге «Почему бы не убить их всех? Логика и предупреждение массовых политических убийств» (Why Not Kill Them All? The Logic and Prevention of Mass Political Murder) Дэниэл Чирот и Кларк Макколи проводят параллели между христианской и марксистской эсхатологией. В мире до грехопадения, по Марксу, не было частной собственности, классов и классовой структуры, отчуждения работников и работодателей. Затем произошло грехопадение и изобретение частной собственности, приведшее к эксплуатации и разделению общества на экономические классы имущих и неимущих. Этот греховный мир может существовать лишь до апокалипсиса, когда «последняя ужасная революция уничтожит капитализм, отчуждение, эксплуатацию и неравенство». Избранными в этой эсхатологии являются, естественно, коммунисты и Маркс — Спаситель их. Затем был гитлеровский «Тысячелетний рейх», еще один воображаемый эсхатологический сценарий, имеющий параллели с христианством, рассуждают Чирот и Макколи:

Неслучайно Гитлер обещал «Тысячелетний рейх», тысячу лет совершенства, аналогичные тысячелетнему царствованию добра, обещанному в «Откровении» до возвращения зла, великой битвы между добром и злом и окончательной победы Бога над Сатаной. Вся образность его нацистской партии и режима была глубоко мистической, наполненной религиозным, зачастую христианским, литургическим символизмом, и апеллировала к высшему закону, к миссии, возложенной судьбой и провозглашенной пророком Гитлером [362].

Люди не могут стать совершенными, поскольку совершенства не существует, ни индивидуального, ни коллективного, но вера в него ведет к убеждению в непогрешимости методов и к невозможности исправить ошибки, неизбежно возникающие при устроении идеального общества для неидеального биологического вида [363]. Утопии терпят крах вследствие ложности теории о человеческой природе, в них коллективная собственность, общественный труд, авторитарное правление и административно-управленческая экономика сталкиваются с индивидуализмом, стремлением к автономии и врожденной разнице способностей, что приводит к неравенству результатов и несовершенству условий жизни и труда, а это неприемлемо для утопий, преданных идее равного распределения благ [364]. Один из членов общины Роберта Оуэна «Новая гармония» объяснил: «Мы испробовали все мыслимые формы организации и управления. У нас был мир в миниатюре. Мы повторили Французскую революцию, получив отчаявшиеся сердца вместо мертвых тел. Казалось, нас победил естественный закон — закон разнообразия» [365]. В 1964 г. в речи по поводу выдвижения на пост президента от Республиканской партии Барри Голдуотер сформулировал одну из фундаментальных проблем утопий при столкновении с человеческой жаждой власти:

Стремящиеся к абсолютной власти, даже если она нужна им для того, что они считают добром, просто требуют себе права навязывать свое представление о рае на земле. Позвольте напомнить вам, эти самые люди всегда создавали самые адские тирании. Абсолютная власть развращает, и те, кто желает ее, должны вызывать подозрение и встречать противодействие. Их ошибочный курс проистекает из ложного понимания равенства, дамы и господа. Равенство, в верном понимании, как видели его наши Отцы-основатели, ведет к свободе и признанию за каждым права созидать. Ложно понимаемое, как это с трагическими последствиями происходит в наше время, оно ведет сначала к конформизму, а затем к деспотизму [366].

Порочность цели утопической погони за идеальным счастьем была продемонстрирована Джорджем Оруэллом в его анализе Mein Kampf (1940 г.). Журналист и критик заметил, что Гитлер «уловил ложность гедонистического отношения к жизни». Если большинство прогрессистов и либералов после Первой мировой войны уверовали, что людям нужна только жизнь без боли и борьбы, то Гитлер, по замечанию Оруэлла, понял, что людям недостаточно «комфорта, безопасности, короткого рабочего дня, гигиены, контроля рождаемости и, в целом, здравого смысла; они также, пусть неосознанно, стремятся к борьбе и самопожертвованию». Рассматривая массовую привлекательность фашизма и социализма, Оруэлл подчеркнул, что фашизм, нацизм и социализм (каким он был при Сталине) — это более обоснованные теории с учетом человеческой природы, поскольку людям нужны препятствия и цели, а не только удовольствия. «Если социализм и даже капитализм, с меньшей охотой, сказал людям: „Я предлагаю вам хорошие времена“, то Гитлер сказал им: „Я предлагаю вам борьбу, опасность и смерть“, в результате чего вся нация припала к его ногам». Оруэлл предупреждал: «Не следует недооценивать этот эмоциональный призыв» [367].

Основная проблема утопической логики начинается с утилитарного расчета, что все будут жить в совершенной гармонии, стоит только избавиться от диссидентов, чей взгляд на мир отличается от взгляда коллективного. Мы знаем по ныне знаменитой «проблеме вагонетки», что большинство людей готово убить одного, чтобы спасти пятерых. Вот условия: вы стоите около стрелки на железнодорожном пути и можете перевести на другие рельсы вагонетку, которая вот-вот убьет пятерых путевых рабочих. Если вы нажмете переключатель, это направит вагонетку на запасной путь, где она убьет одного рабочего. Если вы ничего не сделаете, погибнут пятеро. Как вы поступите? Большинство людей отвечает, что нажмут переключатель [368]. Если даже люди из западных (надо полагать, просвещенных) стран сегодня считают нравственно допустимым убить одного ради спасения пятерых, представьте, как легко завлечь людей, живущих в автократиях, утопическими идеями, что можно, скажем, уничтожить 1000 человек, чтобы спасти 5000, или убить миллион, чтобы 5 млн процветали. Что такое несколько нулей, когда речь идет о бесконечном счастье и вечном блаженстве? Против этого предостерегал Томас Пейн в 1795 г. в «Диссертации о первых принципах правления» (Dissertation on First Principles of Government): «Тот, кто хочет обезопасить собственную свободу, должен защищать от притеснения даже врага, поскольку если он нарушит свой долг, то создаст прецедент, который доберется и до него» [369].