Грег Брейден - Эволюция и подсознание. Как наше прошлое определяет будущее. Человек – дитя вселенной

Любопытно, что пенсионный возраст в 1930 г. составлял 65 лет – то есть ожидалось, что большинство людей будет работать всю жизнь, так и не получив выгоды от официального выхода на пенсию или социальные выплаты. Но улучшение условий труда и жизни существенно изменило эти показатели. По данным Администрации социального обеспечения США, в 1990 г. мужчина, переживший стрессы и карьерные риски и доживший до 65 лет, а затем вышедший на пенсию, мог прожить еще 15,3 года.

При реализации более длительного срока жизни наибольшей проблемой для долгожителя будет являться бремя эмоциональных потерь.

Статистика по женщинам выглядит еще лучше. В 1990 г. женщина могла рассчитывать прожить на пенсии в среднем еще 19,6 года, что на 4,3 года больше, чем у ее коллеги-мужчины [17]. Но естественный порядок жизни в развитых странах в основном остается неизменным.

Если же говорить о семье, то здесь наблюдается аналогичная картина. Родители обеспечивают детей, пока те не вырастут, затем они умирают и оставляют им материальные блага и плоды своего труда, чтобы дети могли жить в свое удовольствие. Наши партнерские отношения и браки основаны на той же модели. Например, в браке мы рассчитываем на традиционную продолжительность жизни. Возможность бессмертия или даже дожить до 100 лет и более все меняет. Многие ли согласятся прожить все время с одним партнером, если они будут знать, что проживут до 200 лет? А как насчет 500 лет? Или если достигнут бессмертия?

Мы сможем отладить реальные механизмы материального мира, например финансы, страхование и рабочие места, но при реализации более длительного срока жизни наибольшей проблемой для долгожителя будет являться бремя эмоциональных потерь. Если жизнь будет измеряться веками, то он потеряет все, что знал, и всех, кого любил. Он переживет потери друзей, родных, партнеров и любимых, и это нужно будет как-то признать и излечить. Особенно нелегко будет родителям. Журнал Psychology Today так описывает эмоциональное потрясение родителя, пережившего своих детей.

«Это вызывает намного больший стресс, чем смерть родителя или супруга. Смерть ребенка особенно травмирует, поскольку часто она бывает неожиданной и к тому же нарушает обычный порядок вещей, согласно которому ребенок должен пережить родителей. Эмоциональный удар при потере ребенка может привести к широкому спектру психологических и физиологических проблем, включая депрессию, беспокойство, когнитивные и физические стрессовые расстройства, проблемы в браке, повышенный риск самоубийства, боль и чувство вины» [18].

Кроме ухода близких, такой долгожитель переживет потерю своих соседей, своего сообщества, всего прежнего уклада и образа жизни, потому что мир будет продолжать расти и развиваться, заметно изменяясь в течение столь длительного периода времени. Ученые давно размышляют о космонавтах, летящих в течение нескольких десятков лет в другие миры, потому что феномен замедления времени по уравнениям Эйнштейна совершенно реален. Семьи и друзья космических путешественников на Земле будут стареть с обычной скоростью, а на борту космического корабля они будут стареть медленнее. (Это одно из следствий формулы Эйнштейна Е = тс 2.) Вернувшись домой через несколько десятилетий, они будут намного моложе – в зависимости от того, как долго отсутствовали и как быстро летели, – чем их близкие на Земле.

Ни один из упомянутых мною сценариев не является помехой для увеличения продолжительности жизни человека, но все они показывают, что проблема долголетия выходит за рамки одного лишь поддержания деятельности клеток. В конечном счете, все сводится к нашему восприятию и отношению к изменяющемуся вокруг нас миру.

Я познакомился с таким переживанием перед смертью моего деда.

Как я уже говорил, отец ушел из семьи, когда мне исполнилось 10 лет. После этого дедушка стал для меня куда более значимой фигурой, чем родной папа, – я был ближе к нему, чем к своему биологическому родителю. У нас с ним были противоположные взгляды на мир, но он всегда был открыт новым идеям, был готов откликнуться на все мои трудности и рад поделиться своей мудростью, когда я просил его или когда особенно нуждался в этом. Мне не дано было знать, что я прожил вместе с дедушкой неделю, которая стала последней в его жизни. Ему как раз исполнилось 96 лет, и у нас был небольшой семейный праздник.

Когда веселье поутихло, я попросил его рассказать мне о прожитых 96 годах и о том, что они для него значили. Оставив шумных гостей в другой комнате, он сделал глубокий вдох, затем поднял брови и закатил глаза, как бы оценивая масштабы заданного мной вопроса. «Было время, когда мир имел для меня значение», – сказал он. Далее он разъяснил мне свое понимание мироустройства. Дедушка гордился своими блестящими способностями чинить сломанные вещи. Он мог отрегулировать двигатель своего автомобиля, отлаживал машины родственников и друзей, следил за угольной топкой в подвале семейного дома во время лютых зим в Миссури. Он всегда был в состоянии заработать на себя, даже во время Великой депрессии 1929 г., платил наличными за дом и мебель, никогда не получая ни от кого никаких подачек. Он говорил мне о тех временах, когда мир для него был понятен, а было это в XX веке, сразу после Первой мировой войны.

«А потом что-то произошло, – добавил он. – И мир потерял для меня всякий смысл. Я не сумел идти в ногу с переменами». Дедушка так и не смог проникнуть в суть ни одной из вещей, из-за которых произошли изменения, и почувствовал себя чужим в этой жизни. «Все сразу, – заявил он. – Все вокруг стало другим!» А после Второй мировой войны стали проникать в наш быт и достижения военных технологий. От реактивных самолетов и систем телекоммуникации, например, факсимильных аппаратов, до совершенно новых отраслей медицины и отраслей промышленности – все эти устройства и сам стиль жизни мой дедушка понять просто не мог.

Кроме лавины новых технологий возникло множество новых стран. Многие из них не существовали до войны, например, появились Израиль, Иордания, Пакистан, Ирак. Дедушка попросту не мог уяснить, почему раньше такой страны не было, а на следующий день, одним росчерком пера, она вдруг появилась. Все это вызывало у него ощущение, что он больше не вписывается в мир, его больше в нем нет. В свои 96 лет он так и не смог понять изменений, опираясь лишь на собственный опыт.

Когда на той же неделе дедушка умер, меня рядом с ним не было. Я находился на работе, когда мне сообщили по телефону, что после обеда дедушка вздремнул в любимом кресле за телепередачей, натянув бейсболку с логотипом университета штата Миссури, и так и не проснулся. Уход дедушки был удивительно спокойным, и я благодарен ему за это и за ответы на мои вопросы. Печально, что дедушка умер, чувствуя себя чужим в этом мире.