Михаил Алексеев - Лексика русской разведки. История разведки в терминах

В начале XVIII в. встретилось наименование комиссар применительно к отправляемому за рубеж дипломатическому представителю. По Инструкции от 12 ноября 1706 г. «его царского величества воинскому советнику и обер-комиссару господину Литу» [Альбрехт фон дер Лит — российский дипломат немецкого происхождения] предписывалось при дворе прусского короля «вступать с министры его величества в разговоры и трудится, дабы отвратить его королевское величество прусское от Швецкой страны к стороне его царского величества… разведывать накрепко о неприятелских замыслех и наипаче о дружбе и пересылках ево, каковые имеет с королевским величеством прусским, тако ж и при иных дворех какия имеют сообщения, а особливо о тройном союзе пруского и гановерского и шведа… и о том о всем и о всяких ведомостях, разведывая, доносить чрез почты к его царскому величеству почасту» [297] . Как видим, разведывательная деятельность вменялась в обязанности обер-комиссара. Но в отличие от наименований резидент и агент термин комиссар не закрепился в разведывательной лексике. Термины же резидент, агент (пребывательный агент) в середине XVII в. еще не имеют разведывательного наполнения и воспринимаются как синонимы дипломатического представителя Московского государства за границей.

В XVI–XVII вв. наряду с широко встречающимся словом весть в значении ‘известие, сообщение, донесение’ появляется производное от него наименование лица вестовщик в значении ‘тот, кто поставляет сведения; разведчик, лазутчик’ [298].

Необходимость организации разведки во время войны была отражена в одном из первых рукописных воинских уставов русской армии, составленным в 1607 г. (дополнен в 1621 г.) дьяком Посольского приказа Онисимом Михайловым (Родишевским) на основе иностранных военных книг и опыта русского войска XVI — начала XVII в. Он называется «Устав ратных, пушечных и других дел, касающихся до воинской науки, состоящий в 663 указах или статьях, в государствование царей и великих князей Василия Иоанновича Шуйского и Михаила Феодоровича, всея Русии самодержцев, в 1607 и 1621 годах выбран из иностранных военных книг Онисимом Михайловым» [299].

Организация разведывательной деятельности в войсках впервые обретает правовую основу. В Уставе подчеркивалось, как организатору разведки (командующему войском или самому государю) следует относиться к вестовщикам и лазутчикам: «Прежде всего подобает государю или великому воеводе воинству великое прилежание имети, чтоб ему всякия прямыя вести, от мужеска полу и женска известны были, и тех вестовщиков доведется бити больно [для того, чтобы окружающие не заподозили, что этот человек является лазутчиком], толко б никто друг про друга не ведал, и в тех вскоре возможно узнать, которые из них будут лутчие и тайнее и прямее. И в таких мерах не доведется денег щадити, но единым золотым возможно уберечи, что сто тысяч золотых стоит, ино добрые тайные и прямые вестовщики к таким делам есть» [300] . Как видим, в «Уставе» говорится о необходимости соблюдения конспирации при работе с тайными вестовщиками («только б никто друг про друга не ведал») и утверждается, что нельзя экономить денежные средства на разведчиках. Тайный вестовщик — это тот, кто негласно, тайно от окружающих доставляет по назначению прямые [честные правдивые, верные [301] ] разведывательные сведения. Здесь же указывалось, что для сбора разведывательных сведений должны использоваться не только лазутчики, но и подъезды: «Да к тому же доведется имети в великих и в малых полкех добрых и прилежных смелых людей, смотря по делу для посылки в подъезды для многих причин, а добро б чтоб под люди послати по толику своих людей, чтоб добытися языки и такими б языки [т. е. языками] доведатися мочно не дружних людей хотение и умышление лучше лазутчиков» [302] . Автор «Устава ратных, пушечных и других дел» противопоставляет подъезды лазутчикам, которые не являются сопоставимыми понятиями и, являясь силами разведки, каждая из которых имеет свои задачи, свои плюсы и минусы.

О содержании и стилистической окраске терминов лазутчик, вестовщик, соглядатай свидетельствуют бытовавшие пословицы и поговорки с этими словами, правда, с уничижительным оттенком: «Лазутчик, что стопок: обносил и бросил» [стопок — стоптанный сапог, обносок [303] ], «Вестовщик да перенощик, что у реки перевощик: надобен на час, а там — не знай нас» [304] . Соглядатай дорог на час, а там — не знай нас», «Соглядал бы ты не в людях, а дома — там нездорово» [намек на неверную жену [305] ].

Слова соглядать, соглядатай дошли до наших дней, утратив свое значение ‘разведывать’, ‘разведчик’. «Словарь современного русского литературного языка» дает два значения слова соглядатай: ‘1. Тот, кто наблюдает, созерцает что-либо. 2. Тот, кто тайно наблюдает за кем-, чем-либо, выслеживает кого-либо’. Второе значение иллюстрируется цитатой из исторической повести П. И. Мельникова-Печерского «Княжна Тараканова и принцесса Владимирская», опубликованной в 1867 г. в «Русском вестнике»: «За Елизаветой учрежден был секретный, но бдительный надзор, но напрасно соглядатаи старались подметить в ней какие-либо политические замыслы» [306].

Во второй половине XVI в. вместо производных от глядати (розглядати, соглядати, подглядати) для обозначения процесса сбора разведывательных сведений в языке в дополнение к уже встречавшимся появляются производные от глагола ведати: разведати (розведати), разведывати (розведывати), наведатися, наведыватися, проведывати; разведывание (розведывание). Разведати, разведывати ‘разузнать, разведать’ [307] — ключевое русское слово в разведке.

Глаголы с префиксом раз- от основы ведать обозначают ‘действие, названное мотивирующим глаголом’, совершающееся с большой интенсивностью, и действие, которое необходимо довершить, то есть непременно ‘довести до результата’ [308].

25 марта 1557 г. в Новгороде было заключено перемирие, завершившее Русско-шведскую войну 1554–1557 гг. Инициатором перемирия выступила шведская сторона, которую представлял король Густав I. Иван IV принял предложение, так как стремился перебросить российские силы на борьбу с Ливонским орденом в Прибалтике. Новгородское перемирие сохраняло довоенные границы обоих государств. Введённый по российской инициативе обычай дипломатических сношений со Швецией не напрямую, а через новгородского наместника, воспринимался шведской стороной как унизительный. 21 июля 1557 г. из Новгорода к Густаву I был отправлен Иван Шарапов «сын Замытцкой» (Иван Еуплович Замытцкой) с извещением о заключении перемиририя и «с подтверженой записью, чтобы к ней король печать привесил и на ней крест целовал» [309] . Поездка продлилась до 28 декабря 1557 г.: «А память наказная дана Ивану такова… Да будучи Ивану у короля розведати про то гораздо: как Густав король с цысарем и з датцким королем и с литовским королем и с маистром ливонским, в миру ли с теми и с иными государи порубежными, и с которыми государи о чем ссылка, и что, Бог даст, проведает, и то, приехав сказати царю и великому князю» [310].