Алесь Адамович - Пути в незнаемое [Писатели рассказывают о науке]

Считается самоочевидным, что богатство и разнообразие биологических форм, генофонда — условие устойчивости жизни на планете, гарант развития фауны, флоры, их будущего.

Сегодня очень актуально звучит мысль В. И. Ленина о том, что разнообразие есть ручательство жизненности .

То же самое с нациями, культурами, языками. Мы, слава богу, уже отказались от упрощенческих представлений, что многообразие наций, культур, языков «мешает» единству человечества, прогрессу. И тут стало очевидным: из богатства и разнообразия, из расцвета культур, языков только и может вырасти истинное необедненное будущее все более единого человечества.

Совершенно ясно, что у природы, у общества должен быть выбор вариантов, нельзя оставить им один-единственный «кончик». И оборваться может, да и кто знает заранее, какой нужен, как это отзовется через сто, через сто тысяч лет.

На сколько шагов вперед могут видеть люди, окруженные стенами своего времени, — достаточно ли далеко, чтобы решать за тысячи поколений последующих?

Не в этом ли ряду и вопрос о многообразии социальных форм развития? Верно сказано: лучше быть разными в жизни, чем одинаковыми в смерти.

Угроза Рейгана отправить социализм «на пепелище истории» сразу же вызвала реплику Карла Сагана, американского астрофизика: а кто сумеет отличить пепел социализма от пепла капиталистического?

И кому — разве что инопланетянам — придется этим заниматься.

Время такой нетерпимости если не прошло, то проходит. И подобных упражнений риторических. Как с их стороны, так и с нашей. Хотя философы-общественники, некоторые, вряд ли с этим согласятся. А надо бы оставить в покое завтрашний день. Будущее само позаботится о своих формах, а наша первая забота — чтобы оно просто было, наступило, это самое будущее. Не имеет никто права рисковать жизнью будущих миллионов миллиардов людей излишней заботой о том, чтобы они жизнь эту получили обязательно в такой-то упаковке. Да разберутся сами, когда придут в этот мир! Дать, позволить им прийти — это самое важное.

На встрече с писателями, участвовавшими в Иссык-кульском форуме, М. С. Горбачев высказал такую мысль:

«Возьмите весь мир — мы все разные. Разве это недостаток? Это — реальность. Значит, надо научиться жить в этом многообразии, уважать выбор каждого народа. Как говорят, солнце не закроется, народ не заблудится» [4] «Литературная газета», 1986, 5 нояб. .

Как обстоят дела с «новым мышлением», «новым чувствованием» в столь специфической области, как литература?

Расчленим вопрос на несколько подвопросов.

Проблемы гуманизма: как тут с новым мышлением?

Нравственность ядерного века.

Специфически художественные проблемы.

Толстой однажды записал такую мысль: люди на протяжении всей истории работали, торговали, воевали, но главное, что в это время происходило и происходит, — они выясняли и уясняли, что такое добро, а что зло.

А вот что скажет наш современник — Сергей Павлович Залыгин: «…раньше мы решали два уравнения: что такое хорошо и что такое плохо? И им все время, вся мировая литература и эстетика занимались этим вопросом. Но теперь появилось третье уравнение: что такое ничего? Вот мы перед какой реальностью встали» [5] «Вопросы философии», 1986, № 4. .

Вот такая поправка к Толстому — самого нашего времени: что такое ничего ?! Эта поправка не может не оказывать, должна бы оказывать огромное воздействие на всю литературу.

А на самом деле? На самом деле — не совсем так. Живем как жили, пишем в основном как писали, а это значит, если иметь в виду нравственную сторону, намного хуже, чем писали в доядерный век. Потому что то, что было тогда «как раз», «в меру», «достаточно», сегодня уже означает, что уходим от всей сложности мира и его главных проблем. Мы сочинительствуем, мы философствуем на мелких местах, а ядерное время: «Мне бы ваши заботы!»

И тем не менее кое-что происходит: если не в сознании, то в подсознании литературы.

А потому и гуманизм, и нравственность, и художественность — все это постепенно меняется. И в литературе, и для литературы .

Гуманизм все больше теряет всякие разные эпитеты ограничивавшие его, потому что объектом его забот стало ни мало ни много — все человечество. Сегодня соперничающие системы являются одновременно партнерами по выживанию, по спасению жизни. Врозь-то и за счет других никому не спастись.

И уж совершенно ясно, все ясно с тем, о чем еще несколько лет назад приходилось спорить, — с так называемым «арифметическим гуманизмом». Это когда подсчитывали заботливо, сколько «голов не жалко» — ради счастья других: если этих «других» больше, а тем паче — намного больше, значит, все в порядке — «активный гуманизм»! Какая там еще слезинка ребенка, одного-единственного!..

Отменена такая арифметика самим временем: слишком близко маячит за любой цифрой то самое залыгинское «ничего». Убить человека и убить человечество — казалось, несопоставимое опасно сблизилось в век ядерного оружия.

Это самое «ничего», грозящее из близкого будущего, проникает неизбежно во все нравственные постулаты, категории, изменяя их. Порой очень заметно.

Мы, род наш, на новом витке, оказались снова на том самом месте (или над тем самым местом), с которого первочеловек начинался, начинал. Когда нравственное (а лучше назовем «преднравственное») регулирование напрямую связано было с вопросом: жить или не жить «прямоходящим».

Если ученые правы и человек действительно появился (в Восточной Африке) благодаря мутациям, вызванным повышенной радиоактивностью, — взамен клыков, когтей, быстрых ног получил невиданный мозг, прямохождение, «человеческие» руки — начало человеческой истории, над которой мы снова, как НЛО, зависли, видится так.

Первочеловек не знал еще, какими преимуществами мутационный случай, природа его одарили — перед всеми другими видами существ. Слишком слабым он был, кроманьонец, рядом с теми, у кого когти и клыки.

Но и сама природа не вполне «представляла», кого породила — голубку или ястреба, зайца или тигра о двух ногах? А лучше бы ей «знать», и именно в самом начале: от этого зависело, какой мощности Инстинкт Самосохранения Вида должен быть вмонтирован. Природа в этом случае оказалась на удивление непредусмотрительной, действовала, прикинула на глазок: когтей нет, зубы не опасные, да и мускулы не ахти какие — зачем ему мощный инстинкт, запрещающий убивать других прямоходящих? Ну, даст подзатыльник, ну, окрысится — а что больше? Птичке первозайцу и вот этому траво-трупоядному прямоходящему существу такой инстинкт — излишняя роскошь! Другое дело тигр, ядовитая змея: не надели их твердым запретом на убийство себе подобных — изведут свой вид!