Сергей Бузиновский - Знак вопроса, 1995 № 03

Но возможно ли уйти вообще от мотива инцеста? Чисто теоретически это сделать несложно, скажем, обыграл» тему того, что мужчина был рожден от Неба, женщина — от Земли и т. д. Но этого сделано не было, а значит, инцест был почему-то нужен человеческому сознанию. Может быть, нужен был грех, за который затем следует нести наказание и, как следствие, совершенствоваться? Но китайская традиция, в отличие от библейской, не знает столь глубокого понятия греха, а значит, это объяснение здесь не подходит.

Вот интересная и весьма характерная легенда с Тайваня, распространенная у народности Пазен: «В древние времена наши первые предки спустились с неба. Они жили на центральной равнине Тайваня и процветали. Задолго после этого случился великий потоп, который затопил весь мир, уничтожил всех людей и животных, кроме сестры Сабонкаши и брата Ванакуши. Эти двое спаслись от потопа и приплыли на вершину горы Тсупотерартс. После шести дней вода сошла, и они спустились с горы на холмы, которые назвали Паладин. Позже они перешли на равнину и построили на ней новую деревню. Сестра и брат поженились друг на друге и стали жить как муж и жена. У них родились два сына. Они разрубили сыновей на куски, а затем дохнули на них, и они превратились в красивых молодых людей. Эти люди расселились по многим местам и стали предками Пазен».

Мотив инцеста здесь дан неприкрыто и явно, хотя смущает одна подробность: зачем было необходимо сначала рожать детей, убивать их (обратим внимание — именно «разрубать на куски»), а затем вновь вдыхать в них жизнь? Ясно лишь то, что сам мотив дуновения, встречающийся и в Библии, есть передача некоего высшего богоподобия в земное и тварное существо.

Практически все подробности в этих восточных легендах имеют свой внутренний смысл. Прежде всего обратимся к потопу. Речь явно идет не о «вселенском потопе», а о каком-то другом бедствии. Смысл этого потопа в том, чтобы поставить людей — близких родственников в безвыходное положение и вместе с этим явным образом указать на «смену человечества». Таким образом, инцест в восточных легендах превращается в исполнение вселенской миссии — возрождение рода человеческого. Тем самым грех инцеста как бы снимается, переводится в иную плоскость.

В такой же безвыходной ситуации находятся Фуси и Нюйва, обратим внимание — они долго не решаются на вступление в связь, но многочисленные знамения явно показывают, что по-иному они поступать не должны. Фактически они подчиняются «юле Неба». Естественно, библейская ситуация выглядит по-иному — Адам и Ева были искушаемы и искушения этого не выдержали, нарушив завет Оша своего. В этом — глобальная разница между китайским и библейским мифами. Но разница эта заключена в чисто религиозном осмыслении, в то время как в повествовании, в своем «инструментарии» эти рассказы весьма похожи.

Но это все же не объясняет примечательного факта, на который мы указали выше, — зачем надо сначала убивать собственных же детей, разрубать их, а затем создавать новых? Ведь сама логика ситуации подсказывает, что с рождением первых детей человечество после несчастья (потопа, землетрясения, безысходного одиночества на Земле) начинает возрождаться. Поступок не столько жестокий (в мифах моральные понятия вообще не существуют), сколько бессмысленный.

Но вот в мифах, что распространены на юге Китая, мы встречаем небольшую разницу в трактовке убийства собственных детей. Не будем пересказывать всю легенду подробно, она, в сущности, повторяет все предыдущие легенды о рождении людей. Лишь остановимся на ряде примечательных моментов. Итак, однажды после великого потопа мать и сын попали на остров и обнаружили, что остались одни-одинешеньки на Земле. Через некоторое время женщина поняла, что они обязаны возродить род человеческий. Сын сначала отказывался, но наконец понял, какая миссия возложена на них судьбой. Через положенное время на свет от женщины родилось… несколько кусочков дерева. Деревяшки сожгли, пепел (прах! — вновь знакомый мотив) рассыпали по земле, и вскоре появилось несколько деревьев, на которых вместо плодов росли люди, мужчины и женщины. Затем они начали вступать в браки и стали расселяться по всей Земле.

Вот и ответ на вопрос об уничтожении собственных же детей в первой легенде! Читатель, конечно же, обратил внимание, что во втором случае он заменен на сожжение бездушных деревяшек, но это явная замена — из женщины деревяшки не рождаются, а значит, происходит так называемое мифологическое замещение.

В китайских легендах сюжет об уничтожении своих детей был замещен на разрубание деревяшек. Попутно напомним, что мать именно «разрубила» своих чад, что вообще сблизило обе легенды. Но что даст нам это в результате?

Сюжет об уничтожении своих детей (деревяшек) стоит здесь с одной целью — снять акт инцеста. Рождение людей происходит не прямо от соития матери-сына, брата-сестры, а косвенно: прямое потомство уничтожается, а люди затем рождаются как бы опосредованно. Переложение этого мотива «снятия инцеста» встречается достаточно часто, но мы не опознаем его. В библейской легенде, например, эту роль выполняет сюжет об убийстве Авеля Каином, одного брата другим.

В качестве проявления этого «опосредованного рождения» выступает сюжет о прахе, глине или пепле, из которых, собственно, и появляется первый человек, хотя его родители существовали и до этого. Такое кажущееся противоречие никого не смущает, поскольку речь идет не о формальной логике, но о мифологическом восприятии какого-то события. Какого — скажем позже.

Еще раз повторим — все легенды так или иначе обыгрывают один и тот же факт: вступление в половую связь родственников первого поколения, рождение от этого людей и попытки устранить воспоминания об этом инцесте. Ведь и по китайским, и по американским, и по библейским легендам все мы рождены от кровосмешения, от инцеста, который строго осуждался практически повсеместно, а в средневековой Европе по этому обвинению можно было отправится и на костер инквизиции!

Теперь вернемся к библейским параллелям. «И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душою живою» (Быт.7). Заметим, что в данном стихе «человек» обозначается словом «адам», а «прах» — «адама». В связи с этим известный ученый и фантаст А. Азимов, в частности, высказал мысль, что поскольку слова по звучанию совпадают, то между ними должна обнаружиться некая символическая связь. То есть сотворение человека именно из праха, возможно, обязано созвучию «адам» и «адама».

Но оба этих мотива — создание человека из праха и «вдувание дыхания жизни» уже нам встречались. Первый мотив — в легенде о Нюйве, второй — в легенде народности пазен. Естественно, для краткости здесь приведены лишь два мотива, на самом деле их гораздо больше. В любом случае понятие праха имеет более сложный исток, нежели простое созвучие слов.