Дэвид Кушнер - В угоне. Подлинная история GTA

– «Мусор»? Это еще что за хрень? Я бы никогда не сказал «мусор»!

Чтобы сделать сценарий менее английским, «Rockstar» наняла Диджея Пуха, который помогал Айс-Кьюбу писать сценарий фильма «Пятница».

Работа над игрой продолжалась, но один из «рокстаровцев» был не очень-то ею доволен. Этот сотрудник работал в компании с 1999-го, был членом «команды 575» и видел немало бурь и споров, раздирающих коллектив. И теперь ему казалось, что, по сравнению с забавными «GTA 2», «GTA III» и «Vice City», «Rockstar» вступает в мрачную эру. Он устал от чересчур жестоких игр вроде «Manhunt». «Есть разница между жестокостью реальной и неоправданной жестокостью», – говорил он.

У него были и более личные причины возражать против протагониста-афроамериканца и всего сюжета «San Andreas». Как и Сэм, он в молодости слушал рэп, но, в отличие от главы команды, теперь был женат на афроамериканке и жил в черном квартале Нью-Йорка, где люди убивали друг друга на улицах. «Мне не нравилось, как в игре изображают афроамериканцев», – говорил он позднее. Так что он ушел.

Упомянутый сотрудник был не единственным в компании, кого беспокоил сюжет. Айбелер, пусть и восхищаясь масштабом игры, тоже волновался, что черный герой станет проблемой. Ему не хотелось повторения скандала с гаитянами из-за «Vice City». Чтобы избежать проблем, он предложил пригласить Левенштейна и заранее показать ему игру.

Обычно глава Ассоциации развлекательного программного обеспечения (ESA, как недавно переименовали IDSA) не проверял лично каждую новую игру, но, учитывая окружающие франшизу скандалы, с очередной «GTA» он рисковать не хотел. С одной стороны, игры приносили индустрии деньги и признание, но делали это ценой разжигания культурной войны против отрасли. В последнее время Левенштейну удалось добиться прогресса в защите ESRB, добровольной системы рейтингов. Он встречался с Хиллари Клинтон, которая одобрила идею саморегулирования, и не хотел, чтобы его усилия пошли прахом из-за новой «GTA».

Несмотря на все публичные и закрытые обсуждения игр «Rockstar», Левенштейн, тем не менее, был практически не знаком с Хаузерами. В «Take-Two» он общался с Айбелером, но идеологи «Rockstar» даже для него оставались тайной. Как ему представлялась, они держались сами по себе и творили, что хотели, а всех остальных посылали подальше.

«Rockstar» занимала отдельный этаж в здании «Take-Two», и чтобы попасть туда, приходилось пройти целый квест. Левенштейн наблюдал, как руководитель «Take-Two» звонит кому-то с проходной, чтобы получить доступ. Затем последовало унизительное ожидание сопровождающего из «Rockstar», который должен был доставить его и Левенштейна в святая святых. «Невероятно, – вспоминал позднее Левенштейн. – Даже глава „Take-Two“ не мог просто так туда попасть». Сидя в конференц-зале на просмотре «San Andreas», Левенштейн буквально физически чувствовал напряжение между «Rockstar» и «Take-Two», корпоративными родителями Сэма.

Демо «San Andreas» Левенштейн воспринял без предубеждений. По его словам, он не являлся фанатом франшизы, но его личные предпочтения не имели значения: он знал, что ребята двигают отрасль вперед и заслуживают его защиты и покровительства. На экране проворный молодой черный парень в джинсах вытаскивал беспомощную женщину из машины и швырял на землю, а затем мчался на автомобиле мимо грязных крэковых притонов и алкогольных маркетов вымышленного Лос-Анджелеса. Ничего особенного или нового в игровом насилии Левенштейн не видел, но у него была другая причина волноваться.

Он боялся потенциальной реакции потребителей на «San Andreas», особенно в свете гаитянских протестов против «Vice City». «Rockstar», полагал он, открыла новую область политических битв, «выставляя меньшинства в самом худшем свете, фокусируясь на гангстерских войнах Лос-Анджелеса». Особенно Левенштейна волновал возможный ответ фракции чернокожих депутатов Конгресса, которые обычно защищали первую поправку, когда белые политики ополчались против гангстерского рэпа, но теперь могли взбунтоваться. «Только этого нам не хватало», – думал он.

Левенштейна раздражала манера идеологов «Rockstar» удирать, когда запахнет жареным, и оставлять его разгребать за ними мусор. Он считал, что к нынешнему моменту они ему задолжали. «Я надеюсь, они ценили, что после всех тех пуль, которые я принял за „GTA III“, я не выбросил их за борт, – говорил Левенштейн позднее. – Думаю, ребята понимали, что я на их стороне и не пытаюсь ущемить их свободу самовыражения».

Он высказал «рокстаровцам» свое мнение:

– Слушайте, парни, вы попадете под раздачу. Игра получается очень провокационной, и нашу работу крайне осложнит, если компания, ее создавшая, даже не попытается избегать конфликтов.

Левенштейн предложил перед выходом игры подготовить ключевых политиков из собрания чернокожих в Конгрессе.

К его облегчению, «Rockstar» и «Take-Two» согласились. Они привлекли консультантов, чтобы, как выражался пресс-агент «Rockstar», «прояснить наше понимание противоречивости» и «знать, как себя вести, когда обстановка накалится». Но когда Сэм вернулся к созданию «San Andreas», на уме у него было кое-что погорячее, чем мир когда-либо видел в самой скандальной видеоигре: секс.

За удачное свидание вам дается пять процентов прогресса с девушкой. Добавив цветы и поцелуй, вы сможете получить два дополнительных процента. Допускается целовать девушку и дарить ей подарки многократно за свидание, но на результат это не повлияет. Прогресс с девушкой (отображенный в процентах) можно посмотреть во вкладке «Достижения» меню «Статистика», нажав кнопку паузы.

Всегда странно возвращаться в те места, где когда-то жил, но Карл Джонсон уж точно не в своей тарелке этим утром.

Он крутит педали своего желтого велосипеда, проезжая по залитым солнцем знакомым улицам – мимо магазина «Ideal Homies», торгующего оружием и джинсами, мимо желтых такси и старых фургонов, мимо братанов в широких штанах на углу, по узкому мосту. Обгоняет высокую девушку в чулках и топе на завязках, едет вниз по Гроув-стрит мимо невысоких ветхих домиков, скрытых металлической сеткой, мимо выставленного на улицу мусора и мощных машин, пока не останавливается перед старым деревянным зданием, где в прорехах забора выглядывают пальмы.

«Дом, – говорит Сиджей сам себе. – По крайней мере, так было, пока я все не испортил».

Открыв облупившуюся дверь и зайдя внутрь, он хватается за голову. Оглядывает пустую гостиную с выцветшим синим плакатом. Вверх по лестнице – его старая спальня. Но дом разграблен, воспоминания уничтожены. В растерянности Сиджей неуверенно понимает с пола снимок своей погибшей матери в рамке, аккуратно ставит его на стол, подвигает стул и долго сидит, уставившись на ее лицо и продолжая сжимать руками голову.