Марсель Мосс - Общества. Обмен. Личность. Труды по социальной антропологии

Отмеченные факты хорошо известны во многих так называемых низших цивилизациях, но редки или отсутствуют в наших. Это связано с их отчетливо выраженным социальным характером, так как они явно зависят от присутствия или отсутствия некоторых специфических институтов и верований, исчезнувших у нас: магии, запретов и табу и т. д. Но как бы многочисленны и известны у этих народов они ни были, они, по моему убеждению, не подверглись сколько-нибудь глубокому психологическому и социологическому изучению. Бартельс [934]и Штолл [935]называют многие из них, но смешивают их с другими и не идут дальше коллекционирования фактов, собранных у самых различных категорий народов. Тем не менее этих старых добротных книг достаточно, чтобы проникнуться идеей распространенности подобного рода фактов среди человечества. Мы же будем действовать более методично, сосредоточив наше исследование на двух группах фактов двух групп

цивилизаций: одной, наиболее низкого из возможных уровня или, точнее, наиболее низкого уровня, известного нам, — австралийской; другой, уже весьма развитой и, несомненно, испытавшей различные перемены, цивилизации маори, — малайо-полинезийцев Новой Зеландии. Я ограничусь фактами, собранными незабвенным Герцем и мной"1. Легко было умножить число сравнений; в частности, в Северной Америке, в Африке [936] [937]факты того же рода встречаются часто и были даже хорошо описаны старыми авторами. Но лучше сосредоточить внимание на двух видах фактов, одновременно достаточно близких и удаленных друг от друга, для того чтобы сравнение было возможно: фактов, внутренняя природа и функционирование которых, а также их отношение к социальной среде и индивиду нам хорошо известны.

Краткое описание этих умственных, физических и социальных условий, в которых возникают случаи подобного рода, небесполезно. П. Фоконне [938]хорошо описал их, например, в связи с проблемой ответственности в различных обществах, а Дюркгейм — в связи с многочисленными австралийскими религиозными фактами: траурными и прочими обрядами [939], бурными порывами, охватывающими группы, неистовыми страхами и реакциями, во власти которых они могут находиться. Но тотальное овладение индивидуальными сознаниями, осуществляемое в группе и группой, не прерывается. Возникшие идеи поддерживаются и воспроизводятся в индивиде под постоянным давлением группы, воспитания и т. п. Из-за малейшего повода они вызывают разрушение или пробуждают могучие силы.

Интенсивность этих воздействий морального на физическое тем более примечательна, что физическое у этих народов более сильно, грубо, животно, чем у нас. Повседневные, а также этнографические наблюдения австралийских и многих других племен обнаруживают, что тело аборигена обладает поразительной физической выносливостью. Либо по причине действия солнца и постоянной полной или почти полной наготы, либо по причине незначительной септичности среды и орудий до прихода европейцев, либо вследствие некоторых особенностей этих рас, отобранных данным образом жизни (в частности, в их организмах могут быть физиологические элементы, вещества и т. д., отличные от элементов более слабых рас, тех самых элементов, исследование которых столь мало успешно начал Эйген Фишер*). Какова бы ни была причина, даже в сравнении с африканцами организм австралийца отличается поразительной способностью к излечению. Роженица сразу же возвращается к своим повседневным занятиям, начиная ходить через несколько часов после родов. Страшные порезы на теле быстро заживают. В некоторых племенах обычное наказание состоит в том, что вонзают лезвие в ягодицу женщины или юноши. Переломы руки вылечиваются очень быстро с помощью слабых лубков. Все эти случаи явно контрастируют с другими фактами. Даже при легком ранении у индивида нет никакого шанса выздороветь, если он верит, что копье заколдовано. Если он повреждает какой-нибудь орган, то начнет быстро выздоравливать лишь с того дня, когда поладит с правилами, которые он нарушил, и т. п. Подобное максимальное воздействие духовного на физическое, очевидно, еще более ощутимо в случаях, когда нет никакой раны, что целиком входит в предмет нашего рассмотрения.

Новозеландское поле наблюдения также изобилует типичными фактами, хотя организмы новозеландцев более слабы и менее устойчивы по отношению к физическим агентам, чем у австралийцев. Общим местом их этнографических описаний, особенно старых (до появления оспы и других болезней европейцев, которые косили их), стали их сила, здоровье, быстрота заживания ран, до тех пор, пока духовная сторона не затронута. Но они интересуют нас с других точек зрения. Новозеландцы, как и все малайо-полинезийцы, больше всех склонны становиться жертвой отмеченных «панических» состояний. Все знают о малайском амоке: мужчины (это всегда мужчины) даже еще в наши дни и даже в больших городах, чтобы отомстить за смерть близкого человека или за оскорбление, срываются с места, «бегут от амока» и убивают на своем пути столько людей, сколько смогут, пока сами не падают замертво. Новозеландские аборигены и вообще малайо-полинезийские племена особенно отличаются возбудимостью подобного рода. Именно среди них Герц удачно выбрал для анализа эти удивительные эффекты механизмов морального сознания. На примере маори, в частности, хорошо виден максимальный уровень умственной и физической силы, достигаемый по нравственной и мистической причинам, а также депрессии по тем же самым причинам. В книге Герца можно будет найти все детали доказательства, которого мы не будем лишать новизны*.

Австралийцы считают естественной только ту смерть, которую мы называем насильственной. Рана, убийство, перелом являются естественными причинами. Кровная месть, направленная на убийцу, не столь яростна, как месть колдуну. Все остальные виды смерти рассматриваются как имеющие магическое или же религиозное происхождение [940]. Только в Новой Зеландии события морального и религиозного происхождения способны внушить индивиду навязчивую идею о том, что он скоро умрет; само колдовство обычно воспринимается главным образом как имеющее целью заставить совершить грех. Австралийские факты, напротив, дают обратное соотношение. Случаи, когда смерть вызвана мыслью, что она — фатальный результат греха, насколько нам известно, достаточно редки: мы обнаружили лишь незначительное число их, причем главным образом они относятся к преступлениям, касающимся тотема, в частности его поедания [941], или же пищи, запрещенной возрастным классам. Из последней категории приведу два достаточно типичных примера, которые не пришлось рассматривать Дюркгейму [942]. «Если молодой вакельбура (девочка или мальчик) поест запретной дичи и пр., он заболевает и, по-видимому, сам себя поедает; он умирает, издавая крики съеденного животного». Это дух того животного вошел в согрешившего и его убивает [943]. Другой пример относится к тем отдельным случаям [944], которые нас касаются более непосредственно. МакЭлпайн нанимал одного молодого кур- наи в 1856-1857 гг. Это был сильный и здоровый негр. Однажды МакЭлпайн нашел его больным. Тот рассказал, что совершил то, чего не следует делать: украл самку опоссума до того, как получил разрешение съесть ее. Старики обнаружили это. Он знал, что ему больше не подняться, слег, так сказать, под влиянием этой веры и уже не поправился — умер через три недели.