Книга, обманувшая мир

Не забудем, что в большинстве евреи сидели по статье 58, пункт 10 — за сионизм, «космополитизм», за «антисоветскую агитацию»; реже по пункту 1а — за «шпионаж». А русских по пункту 10 было мало, большинство были по пункту 16 — власовцы или советские военнопленные, пошедшие на службу в СС с соответствующей татуировкой группы крови подмышкой. В Экибастузе были два отдельных барака, в которых содержались каторжане с отличительными от нас всех буквами «КТР» на одежде — осужденные по Указу Верховного Совета от 1943 г. за пособничество немецким оккупантам. В их числе были бывшие бургомистры, полицаи, работники передвижных немецких душегубок, расстрельщики евреев или вешатели пойманных партизан. Почти все они были русскими, и так как от остальных зэков их отделили, то и бригадиры назначались из их же среды. Вы это знаете не хуже меня, но об этом молчите. Вот мне и приходится напоминать. Хлеб-соль ешь, а правду режь. Не этому ли Вы сами учили всех нас, когда призывали жить не по лжи.

Февраль 2003 г.

Горчакова-Эльштейн Лия Борисовна (р. 1932) — педагог и писательница. Закончив МГПИ им, Ленина, 30 лет работала школьным учителем русского языка и литературы. Ее отец был расстрелян в 1937 г., мать была осуждена на восемь лет как ЧСИР («член семьи изменника родины»), Л. Б. Горчакова-Эльштейн — автор книг «В поисках собеседника» (Иерусалим, 2001) и «Жизнь по лжи» с подзаголовком «По “Биографии” А. Солженицына» (Иерусалим, 2009). В последней книге подвергается острому критическому анализу не только биография Солженицына, написанная Л. Сараскиной (М., 2008. ЖЗЛ), но и стоящий за нею многолетний пласт массовых заблуждений, связанных с оценкой личности писателя и его произведений, особенно «Архипелага ГУЛАГ». В этом отношении автор целиком разделяет позицию и аргументацию своего мужа, писателя и литературоведа Генриха Натановича Горчакова. Лагерник с почти 15-летним стажем, Г. Н. Гэрчаков возражает Солженицыну в книге «Послесловие. Л-1-105» (М.: Конкорд ЛТД, 2000), явившейся продолжением его мемуаров «Л-1-105. Воспоминания» (Иерусалим, 1995). На «Послесловие» и на свои беседы с мужем, называя его для краткости «Г. Н.», Л. Горчакова-Эльштейн ссылается в своей книге «Жить по лжи», написанной в форме письма к подруге-филологу. Печатается в сокращении.

Разговор с Г. Н.: рассказываю ему о только что прочитанном из книги Сараскиной, и его громоподобное слово о Солженицыне: — «Фальшивый купон»!

Я аж вздрогнула — настолько было неожиданным его прямое попадание.

Итак, «Фальшивый купон».

Запала в голову запись из дневника Блока:

«На ночь читал (и зачитался «Фальшивым купоном») Толстого, который неизменно вызывает во мне мучительный стыд» (22.11.1911).

Тогда и перечитала «Купон», примерно полгода назад. А сейчас, под ударом Г. Н-а, как только добила Сараскину, сразу бросилась перечитывать — и, подобно Блоку, снова зачиталась…

Помнишь, Толстой говорил Леониду Осиповичу Пастернаку о капле художественного — как о самом драгоценном и никогда не умирающем.

А ведь «Фальшивый купон» — поздний Толстой (1894) и, прямо скажу, не без морализаторства. Но как-то всё проскакивает мимо, когда проникает в тебя мощь толстовского слова — та капля…

Вот всего лишь один живой пример — из цепочки успешных, удачливых фальшивых купонов: о священнике Введенском:

«Он прошел полный курс духовной академии и потому давно уже не верил в то, что исповедовал и проповедовал, верил только в то, что все люди должны принуждать себя верить в то, во что он принуждал себя верить.

Чем больше он осуждал неверие Смоковникова и ему подобных, тем больше убеждался в твердости и незыблемости своей веры и тем меньше чувствовал потребность проверять ее или согласовывать со своей жизнью.

Мысли его были направлены не на сущность веры — она признавалась аксиомой, — а на опровержение тех возражений, которые делались по отношению ее внешних форм…»

…Потребность проверять ее или согласовывать со своей жизнью.

Вот именно. Где она сегодня — эта потребность ?..

Разве современный «мыслящий тростник» — и не в том дело, священник он или служитель культа, — живет не по той же схеме, что и о. Введенский?..

Что я могу?.. — только пытаюсь извлечь мысль «Фальшивого купона», выраженную в восклицании нашего мудрого Г. Н-а: всё начинается с малого и вроде почти невинного обмана — так, детская шалость; с малой, казалось бы, лжи — но эта ложь порождает неисчислимое, неизмеримое зло: мутные, всё затопляющие потоки фальши — лжи — преступлений…

Когда Г. Н. прочел «Архипелаг» — первое, что он сказал о нем: это ИСТОРИЯ ПАРТИИ НАОБОРОТ.

Он имел в виду «Краткий курс истории ВКП(б)». Написанная Сталиным и его подручными «история», которую тогда «изучали» все — от мала до велика — и которая была абсолютно внеисторична: чистая пропаганда; зато всё выкрасила нужным — Сталинско-красным — цветом. А почему — «наоборот»? В «Кратком курсе» — цвет густо-красный, а в «Архипелаге» — густо-черный: вот и вся разница, потому что в остальном — та же лживая, бессвязная и навязываемая — пропаганда. А густота тех цветов необходима для замазывания ПРАВДЫ.

Действительно — «большевизм наизнанку » (о. Александр Шмеман).

Если поначалу имя Солженицына еще было связано с какими-то надеждами… — то «Архипелаг» не оставил от них камня на камне.

Из письма Г. Н. Юрию Давыдову — об «Архипелаге»:

«…Чем он делался знаменитей, плодовитей, чем больше он обретал свободу для своего голоса, тем больше росло удивление, недоумение, непонимание, сожаление… Мы находим у него слова: мол, не одному бы ему поднимать весь этот неподъемный гулаговский материал, — и резонно было бы ожидать от него, свободного и независимого, обращения: приходите ко мне и будем вместе (вместе!) осиливать эту громадную тяжесть истины об “Архипелаге ГУЛАГ”, которая тяжким грузом тянет вниз всю правду земли. Ведь пока мир не очистится и от этого греха, то в будущем ничего, кроме безумия и лжи, лжи и безумия…

Но Солженицын, вырвавшись на полную волю, стал строить свою судьбу по другому руслу. С одной стороны, он пророк, моралист, пропагандист, он поучает весь мир, Запад и Россию; с другой — он, оказывается, великий романист; он затворяется в добровольном заточении, чтобы не отрываться от важного дела: писать великое “Красное колесо” — грандиозный исторический роман, куда там Льву Толстому…

А успел он хоть немного разобраться в жизни текущей, на десятилетия от нее оторванный?..