Кевин Бэйлз - Одноразовые люди. Новое рабство в глобальной экономике

Чтобы понять это рабство, которое не представляет собой рабства, нам надо помнить культурный контекст этой страны. Мавритания не является частью современного мира. Ее культура существует изолированно: источников информации мало, большинство из них контролируется правительством. Международные новости на телевидении и в прессе посвящены арабскому миру, фокусируются на международной борьбе за чистоту ислама и никогда не касаются прав человека. Если бы в основном неграмотное большинство рабов могло читать, оно практически ничего бы не узнало, что шло бы вразрез с существующим положением вещей [59]. Во всяком случае большинство рабов в большей степени смирилось и психологически более защищено в своем рабстве, чем их хозяева. Правящим маврам известна международная критика, звучащая в адрес существующего в стране рабства. Они чувствуют необходимость защищаться и от разоблачений, и от рабов, получающих информацию о международном давлении на правительство, которое предпринимает экстраординарные меры для того, чтобы спрятать рабство от иностранных визитеров. Один белый мавр, который работал на правительство до того, как покинул страну, рассказал следующую историю.

В январе 1984 года четверо экспертов прибыли в нашу страну, а следом за ними еще один из Лондона. Их визит откладывался несколько раз, поскольку мы не были готовы. Почему мы должны были быть готовы? Потому что мы, молодые люди, за несколько недель до визита были призваны помочь армии и полиции перевезти всех рабов в другие регионы и уничтожить все, что могло бы обеспокоить или огорчить наших визитеров. Иногда некоторые из нас даже играли роль освобожденных рабов и разговаривали с гостями, рассказывая им, как мы счастливы освободиться и получить возможность самообразования, учиться писать, читать, считать и говорить на иностранных языках. Этот фарс продолжался примерно 10 дней. Мы точно знали маршрут, разработанный для наших гостей, и мы двигались впереди них [60] .

Представители правительства защищаются очень энергично, поскольку рабство, которое они пытаются скрыть, все равно великолепно видно, и им приходится идти больше чем на лингвистические трюки опровержения и задуривания, чтобы спрятать его. Успех этой политики в значительной мере определяется странным гримом мавританского общества: изолированная на самом верху от всей массы населения, высшая каста белых мавров отчаянно борется, чтобы удержать свои привилегии и своих рабов.

Чувствуя давление и контроль, правительство впадает в паранойю и прибегает к насилию. Превосходимые по численности афро-мавританцами, не имеющими рабов и экономически независимыми, белые мавры идут на любые шаги, чтобы удержаться у власти. Начиная с 1989 года, они обрушились на афро-мавританцев, которые выступают за более высокий социальный статус и демократическое участие в жизни страны. В 1990 году правительство натравило толпы беснующихся харатинов на афро-мавританцев и сенегальцев. По крайней мере двести черных сенегальцев были убиты только в столице. В ходе силовых акций правительства более 70 000 афро-мавританцев были высланы или бежали из страны в соседние Сенегал и Мали. В документах ООН зафиксированы более 500 случаев пыток, увечий и убийств афро-мавританцев, многие из которых занимали видные позиции в военной или публичной сферах общества. Расправившись с афро-мавританской оппозицией и уничтожив ее лидеров, правительство завершило все это мероприятие принятием в 1993 году амнистии, которая защищала участников резни от преследований и наказания.

Массовые убийства, пытки, исчезновения людей, аресты и задержания, внесудебные казни в период 1989-1991 гг. сделали абсолютно ясным, что случится с каждым, покусившимся на статус кво. Как это часто происходит с диктаторскими режимами, развязанное преследование было излишней мерой: и афро-мавританцы, и харатины — правоверные мусульмане, с почтением относящиеся к власти и бесконечно уважающие сохранение общественного порядка. В отношении групп, борющихся за освобождение рабов, подобные меры предприняты не были, может быть, потому, что небольшие по численности, они представляют значительно меньшую угрозу. Но и они не защищены от вмешательства. Когда я готовился к визиту в Мавританию в начале 1997 года, я договорился о тайной встрече с лидерами «Эль хор», организации освободившихся рабов, и «SOS рабов», другой организации, стремящейся помочь рабам. За десять дней до моего приезда руководство обеих организаций и ряд других участников правозащитного движения в Мавритании были арестованы и посажены в тюрьму. Некоторые вышли из тюрьмы еще во время моего пребывания в Мавритании, но они оставались под домашним арестом и наблюдением. Излишне говорить, что никакой возможности встретиться у нас не было.

Мавританские противоречия трудны для понимания. Существуют рабы, которые свободны, но не покидают своих хозяев; существуют хозяева, которые контролируют все, но всего боятся. Щедрое гостеприимство — лишь прикрытие вопиющей лжи: правительственные чиновники приглашали меня к себе домой, после чего продолжали отрицать, что в Мавритании существуют какие-либо формы рабства. Эта страна так жестко разделена на конкурирующие группы, что границу можно провести по линейке. Одно из руководств для туристов пишет: «строгое, почти средневековое общество под властью ислама, расколотое расовой ненавистью и истощенное засухой» [61]. Со временем я узнал, в какой огромной степени Мавритания является продуктом своего странного окружения. И если мы собираемся понять жизнь рабов, мы должны прежде всего взглянуть на суровую землю Мавритании и на ее еще более суровую историю.

Как можно предположить, взглянув на полярно различные группы, образующие мавританское общество, Мавритания — еще одна африканская страна, искусственно созданная европейскими колонистами. Страна обширна и пустынна. Она примерно того же размера, что Колумбия или Калифорния и Техас вместе взятые, но в ней проживает чуть больше двух миллионов человек, что делает Мавританию страной с самой низкой плотностью населения в мире. Практически всю Мавританию занимает пустыня: это западный край великой Сахары. Примерно треть страны, восточный регион, который граничит с Мали, известен как «пустое пространство». Здесь, на территории размером с Великобританию, нет ни городов, ни дорог и практически нет людей. Разные районы Мавритании — это вариации на тему пустыни. Когда я путешествовал по стране, я понял, что существует много разных пустынь. В центре и на севере расположены каменистые котловины и скалистые холмы, где может расти кое-какой кустарник, а значит, могут жить козы и верблюды. На востоке, протягивая сухие пальцы в остальные районы страны, находится великая пустыня живых дюн, где постоянно движущийся песок не дает расти ничему живому. Известно, что Сахара продолжает расширяться, каменистые пустыни засыпаются движущимися дюнами и становятся непригодными для пастбищ; на юге песок засыпает почву, делая ее непригодной для земледелия. К северу от столицы движущиеся пески превратили целые деревни в жалкие клочки земли. Пустыня отступает только на юго-западной границе. Здесь река Сенегал орошает поля и поддерживает плодородие земель, на которых живут афро-мавританские племена фула, сонинке, волоф, с длинной историей закабаления и борьбы за свободу.