Кевин Бэйлз - Одноразовые люди. Новое рабство в глобальной экономике

Рабство в Мавритании — старый обычай, перенесенный в наши дни. Благодаря изоляции, Западная Сахара сохранила этот реликт прошлого в прекрасном состоянии, как какую-нибудь высушенную мумию. Поскольку это старое рабство, в нем существуют проблемы, которые не встречаются в новых формах рабства. Давайте взглянем еще раз на различия между старым и новым рабством, в этот раз имея в виду Мавританию.

Близость к старому рабству делает ситуацию в Мавритании плохо поддающейся переменам. Поскольку рабство присутствовало всегда и никогда не принимало новые формы, оно имеет глубокие культурные корни. Многие люди в Мавритании воспринимают рабство как естественную и нормальную часть жизни, а не как отклонение или проблему, напротив, это истинный и древний порядок вещей. И поскольку рабы имеют большую ценность, их хозяева могут потерять много больше по сравнению с новыми рабодержателями, если рабство будет запрещено. Кто больше имеет, тот больше боится потери, и мавританские рабовладельцы ясно дали понять, что не откажутся от системы, в которую столько вложили и которая так хорошо им служит. Конечно, высокая стоимость рабов также означает, что к ним относятся и содержат их лучше, чем новых рабов. Это лучшее отношение помогает системе рабства в Мавритании оставаться незаметной или быть оправданной. Аргументация даже фокусируется на том, что рабство — благо для раба: «Если бы хозяева о них не заботились, они бы голодали», или: «В такой бедной стране это на самом деле лучший выход — у каждого есть еда и работа». Когда к рабству относятся как к части «традиционной» культуры, обеспечивающей примитивный уровень социальных гарантий, то даже такие страны, как США и Франция, могут закрывать на него глаза. Если бы их память меньше была занята собственными интересами, они возможно вспомнили бы, что те же самые аргументы выдвигались в защиту рабства на американском Юге.

Как и на американском Юге в XIX столетии, расовые проблемы в Мавритании усиливаются. Расизм — это мотор, который движет мавританское общество. Несмотря на многочисленные смешанные браки, белые мавры в основном презирают своих рабов и относятся к ним как к низшим существам. У них четкий иерархический взгляд на мир, в котором себя они ставят на высшие позиции. Это чувство превосходства также питает страх и неприязнь по отношению к афро-мавританцам, которые хотят справедливого участия в руководстве страной. Эту форму расизма немавританцу трудно увидеть, поскольку черные рабы живут в домах белых мавров, они посещают одни и те же мечети, ездят на одних и тех же автобусах. Но она настолько сильна, что никакая официальная сегрегация и не требуется: граница семьи и племени ясна и непроницаема. Белые мавры прочно держатся за свое.

Безусловно, будет труднее справиться с рабством в Мавритании, чем в странах, где существуют его новые формы. Культурные и экономические интересы находящихся у власти белых мавров, глубоко укорененные в рабстве, делают их столь же готовыми сражаться за свои привилегии, как и южные штаты Америки в свое время. Кроме того, в Мавритании нет ни Авраама Линкольна, ни юнионистской армии, только слабое и преследуемое движение за освобождение рабов. Более того, так же, как Конфедерация имела могущественного друга в лице Великобритании, нуждавшейся в южном хлопке, так и Мавритания находит поддержку в лице Франции и США, которым нужна помощь в борьбе с расползающимся исламским фундаментализмом. Судя по всему, предстоит долгая борьба. Те, кто стремится остановить рабство в Мавритании, сталкиваются с более пугающими перспективами, чем американские аболиционисты в 1850-х, когда они взглянули на Юг и увидели более четырех миллионов рабов, скованных двумя веками насилия, обычаями и законом.

Но есть надежда. Несмотря на глубокую укорененность в мавританской культуре, рабство в этой стране в конце концов прекратится. Одни обретут свободу раньше, чем другие. Если бы западные страны связали выплату Мавританией огромных иностранных долгов с правительственной программой по передаче земли рабам, еще тысячи могли бы достичь долгожданной свободы. Если бы продовольственная помощь и проекты развития были бы пересмотрены так, чтобы помочь освобожденным рабам встать на путь самостоятельного существования, то только самые крупные рабовладельцы проиграли бы в процессе общего экономического роста.

Но какие бы ресурсы западные правительства ни вкладывали в проблему, они не станут источником свободы рабов. Каждый день члены мавританских организаций «SOS рабов» и «Эль хор» работают, чтобы помочь рабам обрести свободу. История, которую они рассказывают рабам, примеры, которые приводят, — показывают путь к освобождению. Хотя их лидеры арестованы и заключены в тюрьму, хотя их митинги разгоняются, а публикации подвергаются цензуре, они не сдаются. Многие из лидеров и членов этих организаций сами — бывшие рабы, и так же, как Фредерик Дуглас или Харриет Тубман, они собираются бороться до конца. Но самое важное и значимое — рабы в Мавритании все больше узнают о своих правах: в них крепнет неотвратимая потребность в свободе, а когда она окрепнет, ничто не сможет их остановить.

Новое рабство процветает там, где ломаются старые нормы, меняется прежний образ жизни. Часто упоминающаяся в прессе вырубка джунглей в Бразилии нарушает привычный образ жизни людей, живущих и работающих в этих регионах. Значительная часть бразильского рабства произрастает из этого социального хаоса. Представьте, как серьезное наводнение или землетрясение может нарушить санитарный баланс и вызвать распространение заболеваний. Даже в самых современных странах, когда природная или техногенная катастрофа разрушает водоснабжение и канализацию в городах, могут объявиться смертельные болезни, такие, как дизентерия или холера, и вызвать эпидемию среди населения. Точно так же разрушение окружающей среды и экономические катастрофы могут привести к крушению общества, и страшная болезнь рабства может расцвести на обломках.

Но разрушение всегда нестабильно, никакой регион или общество не могут соскользнуть в хаос и остаться там навсегда. Вызванное экономическими причинами разрушение прокатилось по Бразилии как волна прилива. Перед ней — кустарники cerrado , или джунгли Амазонии, после нее — эвкалиптовые плантации и новые скотоводческие ранчо, засаженные не свойственной этому региону травой, где больше нет местных животных, и поставляющие мясо на городские рынки. В зоне самой волны — полная неразбериха. Пространство между старыми лесами и «цивилизацией» — зона битвы, где старые правила уже не действуют, а новые еще не вступили в силу. Поскольку естественная экосистема сломана и привычный образ жизни людей разрушен, лишенные своих мест работники, в том числе городские безработные, образуют группы риска, в большей степени доступные закабалению. Люди, пойманные и вынужденные продолжать вырубку джунглей, живут без электричества, водопровода, средств связи с окружающим миром. Они полностью под контролем своих хозяев. Волна разрушений несет с собой рабство. Земля впереди нее еще пригодна к эксплуатации, земля позади нее — обнажена, и когда вся земля будет расчищена, от рабов избавятся.