Вадим Рябицев - Один сезон в тайге

Наблюдая за кормовым поведением пеночек, снова сталкиваюсь с птичьей индивидуальностью. Что ни птица, то свои излюбленные охотничьи приёмы, свои любимые угодья. Ажик любит собирать зелёных личинок пилильщиков в своих непроходимых ивняках. Его сосед Жужа два дня подряд предпочитал кормиться на берёзах, причём на большой высоте, а потом зачастил в ельник, что на территории Пака. Пак этот ельник тоже любит. А вот его жена Жанна, как истинная женщина, любит цветы на поляне ― собирает с них мух. Она ещё часто кормится на травах и на земле. Туда же часто летает за кормом Кока. Однажды Ажик весь тихий вечер порхал, почти как ласточка, над рекой и ловил мошкару. И больше мы никогда ни его, ни других пеночек за этим занятием не видели. Весничка от ближайшего к лагерю гнезда повадилась ловить комаров и слепней на наших палатках. В общем, у них ― как у людей ― как у охотников, грибников или любителей рыбной ловли ― кто во что горазд.

Несмотря на то, что самцы во время своих охотничьих вылазок вовсе не ограничивались своей территорией, а часто шныряли по владениям соседей, сами они не любили, когда те же соседи наносили им ответный визит, и мы нередко становились свидетелями, как хозяин прогоняет со своей территории кого-то из соседей-самцов. Но самкам позволялось летать за кормом куда угодно. Соседи-самцы их не прогоняли, как и не пытались за ними ухаживать. Самки-соседки относились друг к другу совершенно безразлично.

В самом деле, к чему территория, если самка вовсе не всегда строит на ней гнездо? Если в поисках корма птицы то и дело нарушают границы? Зачем Лажик продолжает петь на своём пятачке, если он ему не нужен больше ни для чего, кроме как для пения?

Территориальность большинства видов птиц направлена на защиту какого-то пространства от вторжения особей своего вида. У большинства видов, как и у наших пеночек, этим (и охраной, и вторжениями) занимаются самцы. Одним из самых главных значений территориальности является то, что на определённой площади леса (луга, поля...) может поселиться не более чем вполне определённое число самцов, а следовательно, ― и построено гнёзд. Таким образом, территориальность избавляет от перенаселённости. Мы были свидетелями тому, как безжалостно самцы-резиденты изгоняли с участка желавших поселиться новых самцов. И хотя территория самца вовсе не является местом сбора корма только для него самого и его семьи, а используется и соседями, наличие территории гарантирует наличие необходимого для взрослых птиц и их птенцов корма. Территориальное поведение, являясь регулятором плотности населения, регулирует и нагрузку на кормовой ресурс всего сообщества птиц одного вида.

Площадь, до которой может сокращаться территория каждого самца при вселении новых членов в сообщество, величина вполне конечная. Несомненно, минимальные размеры территорий, то есть максимальная плотность населения ― продукт длительного развития, эволюции вида. Преимущества в эволюции имели такие группировки птиц, где пищи хватало всем ― и родителям, и детям. В то же время виду выгодно иметь наибольшую плотность, чтобы как можно большее число родителей произвело на свет соответственно наибольшее потомство. Главное ― чтобы всем хватало еды, чтобы потомство не умирало и не чахло с голоду. Требовалось компромиссное решение. И в процессе эволюции такое решение было найдено в виде оптимальной плотности населения каждого вида.

Есть у территориальности ещё одна важная функция. Большинство птиц, как и наши пеночки, не в состоянии активно защитить гнездо от хищника. «Окрикивание» сов, ястребов, кошек, лисиц и других пернатых и четвероногих хищников чаще всего не помогает их изгнанию, а только служит всеобщим предупреждением о присутствии врага, о грозящей опасности. Бывает, правда, что хищник не выдерживает психологической атаки мелких птичек и удаляется. Или на переполох мелких птиц слетаются и более крупные, которые гнездятся где-то неподалёку, и которые в состоянии прогнать врага. Но чаще всего никакие крики не помогают, и хищник спокойно съедает яйца или птенцов под дружный гнев родителей и их соседей. И территориальность, не позволяя птицам селиться вплотную друг к другу, служит как бы рассеивателем для гнёзд. Поиски гнёзд, рассредоточенных по большой площади и к тому же хорошо замаскированных, представляют для хищника уже значительную трудность. В этом мы сами имели много возможностей убедиться. Поселяться с большой плотностью, то есть колониально, могут себе позволить только птицы, способные защитить свои гнёзда, либо имеющие естественную защиту в виде неприступных скал, высоких деревьев, какой-то водной преграды. И располагаются колонии в таких местах, где неподалеку есть обильные источники корма, например ― богатое рыбой море.

Наша река сильно обмелела. На ней появились каменистые перекаты, по которым вода сбегала, как по неровной пологой лестнице. И голос у реки изменился, стал более мирным, спокойным, кажется, выше тонами.

Однажды утром, когда я ходил с магнитофоном за пеночками, мне послышалось, что река вдруг стала шуметь громче. Я остановился и вскоре различил в этом шуме определённый ритм: кто-то переходил реку по перекату. Это встревожило: кто-то чужой идёт к нашему берегу, к нашей обители. Зверь? Человек? Это мог быть беглый заключённый, и даже не один. Всяких историй о таких людях мы были наслышаны, в том числе и совсем недавно ― от Володи Индюкова. Такая встреча для нас никак не была желанной. Лучше пусть будет зверь, пусть даже медведь. Плохой человек хуже любого зверя. А медведи летом смирные.

Шум приближался. Я вёл себя так, будто сам был зверем или беглым зэком ― скрылся в ивняке и стал наблюдать за луговиной, которая отделяла меня от реки. Сама река была не видна, потому что вдоль берега росла густая полоска ольховника с берёзами и ивами. Сердце противно стучало.

У самого берега шаги по воде стихли. Видимо, тот, кто шёл, остановился и осматривался. Голосов не было. Потом послышалось ещё несколько всплесков, хрустнула ветка, заросли зашевелились... и показалась носатая голова лося с большими молодыми рогами, покрытыми тёмно-коричневой, почти чёрной кожей с короткой шёрсткой.

Потом, когда я вспоминал этот момент, у меня возникало отчётливое впечатление, что я стоял в кустах и приветливо улыбался. Видимо, так оно и было. Да, это не были злые люди, и даже не смирный медведь, который в общем-то тоже себе на уме. Произошла приятная таёжная встреча.