Марк Форсайт - Краткая история пьянства от каменного века до наших дней. Что, где, когда и по какому поводу

Надо сказать, что превращение воды в вино — чудо в древнем мире достаточно распространенное. Дионис занимался этим постоянно, к тому же есть несколько рассказов о том, как родники в его храмах во время празднеств чудесным образом струили вино. В одном случае мы даже знаем, как это делалось. В коринфском храме Диониса был тайный ход, дававший доступ к водотоку, поэтому ловкий жрец мог проползти туда, перекрыть воду и залить вместо нее вино. Все потому, что Иисус был настоящим богом, а Дионис — просто самозванцем. И на это тоже обратим внимание.

Иисус не хотел быть вторым Иоанном. В главе одиннадцатой Евангелия от Матфея он достаточно четко заявляет:

Ибо пришел Иоанн, и не ест, и не пьет; и говорят: «В нем бес». Пришел Сын Человеческий, ест и пьет; и говорят: «Вот человек, который любит есть и пить вино, друг мытарям и грешникам». И оправдана премудрость чадами ее.

Таким образом, Иисус еще при жизни заработал репутацию любителя выпить. Заслуженную или нет, мы уже не узнаем. Но интересно, что ему приходилось оправдываться, и эти оправдания евангелисты сочли достаточно важными для цитирования в своем тексте (такая же строка встречается и у Луки). А значит, повод для оправданий ранние христиане здесь усматривали.

Возможно, это как-то связано с Тайной вечерей. Главный раннехристианский обряд строился на совместном употреблении спиртного — причастии. Иисус пьет вино и заповедует пить своим последователям. Этот обряд уже существовал, когда Павел сочинял свое послание коринфянам в 50-х:

Также [взял] и чашу после вечери и сказал: «Эта чаша — новый завет в Моей крови; это совершайте, когда только будете пить в Мое воспоминание».

Но, как отмечает Павел в той же главе, беда в том, что на причастии люди норовят напиться. Он был вынужден подчеркнуть, что цель причастия — питие, а не опьянение, чем, наверное, немало озадачил коринфян.

Если копнуть поглубже, выяснится, что проблема эта в раннем христианстве была довольно распространенной. Бедные апостолы несли людям весть о новой религии, которая требовала пить вино. И судя по всему, их поняли превратно. Книга Деяний апостолов начинается с Пятидесятницы, когда Святой Дух нисходит на христиан и те начинают говорить на иных языках. Собравшиеся зеваки

…изумлялись все и, недоумевая, говорили друг другу: «Что это значит?»

А иные, насмехаясь, говорили: «Они напились сладкого вина».

И бедняга святой Петр вынужден спешно растолковывать:

Мужи иудейские и все живущие в Иерусалиме! Это да будет вам известно, и внимайте словам моим: они не пьяны, как вы думаете, ибо теперь третий час дня!

Если задуматься, то именно из винопития получилась бы превосходная плетка для бичевания раннего христианства. Представить подозрительную новую секту сборищем пьянчуг — иудейским культом Диониса — настолько просто, что даже странно, почему язычники этого не сделали. Заодно понятно, почему Павел, как никто другой во всей Библии, не покладая рук писал послания разным народам, убеждая не напиваться или перестать напиваться. Павел заботился о репутации христианства.

Заметьте, в Новом Завете нигде не проповедуется полное воздержание от алкоголя. Нам сказано: «Впредь пей не одну воду, но употребляй немного вина, ради желудка твоего и частых твоих недугов». Христианство несовместимо с полной трезвостью. Тайная вечеря тому подтверждение. Один-единственный глоток вина навсегда изменил мировую историю, мировую экономику и питейные привычки населения дальних земель. Причастие невозможно без вина, поэтому, насаждая свою религию, христианам приходилось насаждать и виноградники. Неудивительно, что в Йоркшире христианизация шла туговато. А уж в Исландии… Вот где был кошмар.

Ранний Рим был суровым и трезвым. Во времена расцвета республики (где-то 200-е годы до н. э.) гладко выбритые, коротко стриженные, по-военному дисциплинированные римляне обожали воду и строили гигантские акведуки, чтобы вечно снабжать Вечный город драгоценной влагой. Вино у них водилось, но в скромном количестве. И собственный бог вина по имени Либер («свободный») у римлян тоже был, но мелкий и не особенно значимый. Он происходил от Цереры, богини плодородия, и, судя по всему, имел отношение к свободе слова. На пьянство смотрели осуждающе. И сурово. Оно ассоциировалось с патлатыми, бородатыми, изнеженными греками, от которых римляне старательно дистанцировались.

Женщины пили еще меньше мужчин. В историческом трактате I века н. э. под названием «Достопамятные деяния» приводится следующая поучительная история:

Эгнаций Метелл взял дубину и забил жену до смерти за то, что она выпила вина. За это его не осудили — ни по закону, ни по совести. Все сочли это образцовой и справедливой карой за нарушение трезвого порядка. Воистину, любая женщина, которая становится невоздержанной в питье вина, захлопывает дверь перед добродетелями и открывает вход порокам.

По некоторым данным, Ромул и без того установил смертную казнь для женщин, пойманных на пьянстве, так что Эгнаций просто обошелся без лишней волокиты. Женщинам полагалось целоваться с родными при встрече — чтобы те могли учуять запах спиртного. Вообще отношение римлян того периода ко всем этим делам очень точно передает поговорка: «На свете есть три зла — ночь, женщины и вино».

Возможно, именно этим объясняются следующие события 186 года до н. э.

Один грек (с роскошной курчавой бородой, надо полагать) ввел в Италии культ Диониса (который теперь стал зваться Вакхом). Точнее, он познакомил с вакхическими мистериями компанию женщин, которые назначили себя верховными жрицами нового, тайного, исключительно женского культа и собирались по ночам петь, плясать и пить. Это были вакханки, то есть, собственно, менады.

Подозрительно идеальное сочетание всего того, на что римляне смотрели косо: ночь, женщины, вино, бородатые греки. Как по заказу. Все это было неспроста, по крайней мере, римские власти в том не сомневались. Так или иначе, хотя поначалу культу служили исключительно женщины, которые, как сказано у Тита Ливия, «и положили начало этому злу» [22] Здесь и далее цит. по: Ливий. История Рима от основания города / Пер. Э.Г. Юнца. — М.: Наука, 1989. , впоследствии жрицы стали приглашать и мужчин — наверное, чтобы оживить оргии. Однако, поскольку культ был греческим, «больше мерзостей мужчины творили с мужчинами, нежели с женщинами», и список явлений, возмущающих добродетельных римлян, пополнился гомосексуалистами. Последователи культа пустились во все тяжкие:

После того как вино подогрело страсти, а ночное смешение женщин с мужчинами и подростков со взрослыми окончательно подавило чувство стыдливости, стал набирать силу всяческий разврат, ибо каждый имел под рукой возможность удовлетворить тот порок, к которому больше всего склонялся. Но дело не ограничилось растлением женщин и благородных юношей: из этой кузницы порока стали распространяться лжесвидетельства, подделка печатей и завещаний, клеветнические доносы, оттуда же — отравления и убийства внутри семьи, не оставлявшие подчас даже останков для погребения.