Агата Кристи - Багдадская встреча. Миссис Макгинти с жизнью рассталась. После похорон

Сверкали на солнце липкие квадраты пряников и леденцы, развевались подвязанные к палкам сапожные шнурки, лежали мотки резинки, дешевые гребенки. Мимо задумчиво шествовали покупатели, смачно сплевывая под ноги и машинально пощелкивая четками. По противоположному тротуару, где размещались магазины и банки, торопились деловитые молодые эфенди [50] Эфенди — господин (вежливое обращение к мужчине в странах Ближнего и Среднего Востока). в европейских костюмах с фиолетовым отливом. Были среди них и европейцы, и англичане, и иностранцы. Никто не выказал ни малейшего интереса к тому, что еще один какой-то араб среди полусотни ему подобных вышел из лодки и поднялся на набережную.

Кармайкл шел не торопясь и осматриваясь вокруг с правдоподобным детским любопытством. По временам он, как все, отхаркивался в меру громко и сплевывал, чтобы не выделяться. И дважды высморкался с помощью пальцев.

Так под видом прибывшего в большой город жителя дикой глубинки он дошел до моста через канал, перешел на тот берег и спустился на базарную площадь.

Здесь все было шум и движение. Сын кочевников, бойко расталкивая других, устремился через площадь. В толпе пробирались нагруженные ослы, погонщики зычно орали: «Балек-балек!..» Вездесущие визгливые ребятишки затевали возню или бегали за европейцами и требовательно клянчили милостыню: «Бакшиш, мадам, бакшиш! Мескин-мескин!.. [51] Я бедный (араб.). »

Здесь равно выставлялись на продажу товары и Запада и Востока. Алюминиевые сковороды, кружки, миски и чайники, медная посуда с чеканным узором, серебряные изделия из Амары, дешевые наручные часы, эмалированные бидоны, персидские вышивки и пестрые коврики. Окованные медью сундуки из Кувейта, ношеные пиджаки и брюки и детские вязаные кофточки. Стеганые покрывала местной работы, разрисованные стеклянные лампы, горы глиняных кувшинов и горшков. Дешевая продукция цивилизованного мира вперемежку с изделиями местных промыслов.

Все нормально, все как обычно. После долгих странствий по диким местам шум и суета города были Кармайклу непривычны, по не было ничего такого, что не соответствовало бы ожиданиям: ни фальшивой ноты в общем хоре, ни подозрительного интереса к его персоне. И тем не менее чутьем человека, за которым уже не один год охотятся, он все сильнее и сильнее ощущал смутную тревогу, улавливал вокруг себя какую-то опасность. Ничего определенного. Никто на него не взглянул. Никто, он был почти на сто процентов уверен, не шел за ним, не держал его под наблюдением. И все-таки он хоть и смутно, по чувствовал угрозу.

Он свернул в темный проход между рядами, йотом еще раз направо, потом налево. Здесь среди ларьков были ворота подворья. Он открыл калитку и очутился на широком дворе. Вокруг, но периметру, теснились лавчонки. Кармайкл направился к одной из них, где висели овчинные полушубки, какие носят на севере. Он стал их придирчиво перебирать и разглядывать. Хозяин в это время угощал кофеем статного бородатого покупателя в зеленой чалме — знак того, что он — хаджи, то есть побывал в Мекке.

Кармайкл стоял рядом и щупал полушубок.

— Беш хаза? — спросил он.

— Семь динаров [52] Динар — денежная единица некоторых стран, в том числе Ирака. .

— Дорого.

Хаджи спросил:

— Так ты доставишь ковры ко мне на подворье?

— Можешь не сомневаться, — ответил купец. — Ты уезжаешь завтра?

— Да, в Кербелу [53] Кербела — город в Ираке в долине реки Евфрат, административный центр. Священный город у мусульман-шиитов, здесь находится мавзолей (с мечетью и медресе) внука пророка Мухаммеда — имама Хуссейна, а также мечеть-мавзолей дяди пророка — Абасса. . Прямо с восходом солнца.

— Кербела — моя родина, — сказал Кармайкл. — Пятнадцать лет я не видел гробницу Хуссейна.

— Кербела — священный город, — кивнул хаджи.

Лавочник бросил Кармайклу через плечо:

— Там во внутреннем помещении есть полушубки подешевле.

— Мне нужен белый полушубок, северный.

— Есть у меня, вон в той комнате.

Лавочник указал на дверь в задней стене.

Все прошло по условленному сценарию — обычный разговор, какой можно услышать в любое время на любом базаре, — но в определенной последовательности были произнесены парольные слова: «Кербела» и «белый полушубок».

Только один раз, по пути в глубь лавки к задней двери, Кармайкл поднял голову и взглянул на лавочника — и сразу убедился, что это не тот человек, которого он ожидал увидеть. Он встречался с тем человеком лишь однажды, но память на лица у него была безошибочная. Сходство имелось, и заметное, но это был не он.

Кармайкл остановился. И спросил с легким недоумением:

— А где же Салах Гассан?

— Салах Гассан — это мой брат. Он умер три дня назад. Все его дела перешли ко мне.

Да, возможно, что это его брат. Сходство большое. И возможно, что брат тоже состоит на службе в департаменте. Все отзывы были правильные, это бесспорно. Но в полутемное заднее помещение Кармайкл вошел еще настороженнее. Здесь на полках тоже лежали товары — кофейники, сахарные щипцы из меди и бронзы, старинное персидское серебро, вороха вышивок, сложенные бурнусы, эмалированные дамаскские подносы, кофейные сервизы.

Белый полушубок, аккуратно свернутый, лежал отдельно, на низком столике. Кармайкл подошел, поднял его. Снизу была сложена европейская одежда — слегка поношенный, но модный деловой костюм. В грудном кармане пиджака — бумажник с документами и деньгами. В лавку вошел неизвестный араб. А выйдет и отправится на заранее назначенные деловые свидания некий мистер Уолтер Вильямс, служащий фирмы «Кросс и Кº, импортеры и пароходные агенты». Существовал на свете и настоящий мистер Уолтер Вильямс, тут все надежно, — респектабельный и заслуженный бизнесмен. Со вздохом облегчения Кармайкл начал расстегивать свою драную армейскую гимнастерку. Все в порядке.

Если бы оружием был избран револьвер, это было бы концом миссии Кармайкла. Но у ножа есть свои преимущества, в первую голову — бесшумность.

На полке перед глазами Кармайкла стоял большой пузатый медный кофейник, этот кофейник был недавно начищен до блеска по заказу одного американского туриста, который должен был за ним зайти. Сверкнувший нож отразился в его выпуклой блестящей поверхности — отразилась вся картина, искаженная, но достаточно четкая. Человек, выскользнувший из-за занавески у Кармайкла за спиной; длинный кривой нож, который он только что достал из-под полы. Еще миг — и этот нож вонзился бы Кармайклу в спину.

Кармайкл резко обернулся. Одним молниеносным ударом снизу уложил подкравшегося человека. Нож перелетел через всю комнату. Кармайкл сразу же выпрямился, переступил через лежащего, пробежал через торговое помещение — мелькнуло злобно-изумленное лицо лавочника и недоумевающая физиономия важного хаджи. И вот он уже снова на людной базарной площади, праздно расхаживает взад-вперед, ибо в этой стране спешить — значит выделяться среди толпы.