Агата Кристи - Багдадская встреча. Миссис Макгинти с жизнью рассталась. После похорон

Вновь войдя в комнату, Лэнскомб произнес приличествующим случаю приглушенным голосом: «Кушать подано».

После восхитительного супа и множества холодных мясных блюд, запиваемых превосходным шабли [215] Шабли — известная марка белого французского вина. , похоронная атмосфера несколько разрядилась. Никто из присутствующих не скорбел особенно по поводу смерти Ричарда Эбернетц, поскольку никто из них не был с ним по-настоящему близок. Их манеры были подчеркнуто сдержанны, а голоса приглушенны, как того требовали приличия (правда, это не относилось к Коре, которая явно была настроена весело). Но когда приличия были соблюдены, ничто не мешало им возобновить нормальную беседу. Мистер Энтуисл поощрял подобное поведение. У него был богатый опыт по части похорон, и он точно знал, когда и что надлежит делать.

Когда все встали из-за стола, Лэнскомб предложил подать кофе в библиотеку. Это соответствовало его понятиям о благопристойности. Наступило время поговорить о делах, иными словами, о завещании, и библиотека, с ее книжными шкафами и тяжелыми занавесями красного бархата, как нельзя лучше подходила для этого. Он подал кофе и вышел, плотно притворив за собой дверь.

После нескольких отрывочных фраз все начали вопросительно поглядывать на Энтуисла. Он немедленно отреагировал, предварительно взглянув на часы.

— Я должен успеть на поезд в пятнадцать тридцать, — начал он.

Оказалось, что все остальные тоже были должны попасть на этот поезд.

— Как вам известно, — продолжал юрист, — я являюсь душеприказчиком Ричарда Эбернети.

Его тут же перебила Кора Ланскене:

— А я и не знала! Оставил он мне что-нибудь?

Бросив на миссис Ланскене укоряющий взгляд, старый юрист сказал:

— Примерно год назад завещание Ричарда Эбернети было очень простым. За исключением нескольких мелких сумм, он оставлял все своему сыну Мортимеру.

— Бедный Мортимер, — вновь не удержалась Кора. — Уже взрослый человек, и вдруг этот ужасный детский паралич!

Презрев это вмешательство, Энтуисл продолжал:

— Столь неожиданная и трагическая смерть Мортимера была для Ричарда страшным ударом. Прошли месяцы, прежде чем он немного оправился. Я указал ему тогда на желательность составления нового завещания.

Мод Эбернети спросила своим низким голосом:

— А что произошло бы, не будь новое завещание составлено? Разве не перешло бы все к Тимоти, как ближайшему родственнику?

Энтуисл открыл было рот, чтобы подробно остановиться на вопросе о ближайших родственниках, но передумал и продолжил деловым тоном:

— Итак, по моему совету Ричард решил составить новое завещание. Однако прежде всего он захотел получше ознакомиться с молодым поколением.

— Он устроил всем нам конкурсный экзамен, — с неожиданным звонким смехом вмешалась на этот раз Сьюзен. — Сначала Джорджу, потом Грегу и мне, а напоследок Розамунд и Майклу.

Грегори Бэнкс, чье лицо внезапно вспыхнуло, резко возразил:

— Я не думаю, Сьюзен, что тебе следует употреблять подобные выражения, — я про конкурсный экзамен.

— Но ведь так оно и было, мистер Энтуисл! — воскликнула Сьюзен. — Не правда ли?

— Так оставил он мне что-нибудь? — не унималась Кора.

Мистер Энтуисл кашлянул и несколько холодно сказал:

— Я разошлю всем вам копии завещания, но суть его могу изложить сейчас. После удержания довольно значительной суммы на выплату пожизненной пенсии Лэнскомбу и на ряд нескольких финансовых распоряжений помельче, состояние, и очень значительное, должно быть разделено на шесть равных частей. Четыре из них после уплаты всех налогов переходят соответственно к Тимоти, брату Ричарда, племяннику Джорджу Кроссфилду, племянницам Сьюзен Бэнкс и Розамунд Шейн. С оставшихся двух частей надлежит выплачивать пожизненный доход миссис Коре Ланскене, сестре Ричарда, и миссис Элен Эбернети, вдове его брата Лео. После их смерти капитал будет поделен между четырьмя вышеназванными наследниками или их потомками.

— Как это мило со стороны Ричарда! — воскликнула с искренней признательностью Кора. — Годовой доход! И сколько же это?

Мистер Энтуисл понял, что она не отвяжется.

— Что-то около трех или четырех тысяч фунтов в год.

— Господи! — ахнула Кора. — Вот дивно-то! Я поеду на Капри [216] Капри — остров в Тирренском море, в составе Италии, климатический курорт. .

Элен произнесла своим мягким голосом:

— Как это великодушно со стороны Ричарда! Я очень благодарна за его отношение ко мне.

— Он был привязан к вам, Элен, — сказал Энтуисл. — Ведь Лео был его любимым братом. Да и после его смерти он всегда так радовался вашим визитам!

Элен вновь заговорила, и в ее словах прозвучали печаль и раскаяние:

— Если бы я знала, что он так болен! Я ведь гостила здесь незадолго до смерти Ричарда, но, хотя мне и было известно, что со здоровьем у него неважно, я не думала, что это настолько серьезно.

— Это всегда было серьезно. Но он не хотел говорить об этом, и, мне кажется, никто не ожидал такого быстрого конца. Я знаю, что врач был удивлен.

— «Скоропостижно у себя дома» — вот что было сказано в некрологе, — проговорила Кора, кивая головой. — Я тогда еще подумала…

— Такой удар для всех нас, — вмешалась в разговор Мод Эбернети. — Бедный Тимоти ужасно расстроился. Он все время повторял: «Так внезапно, Бог мой, так внезапно».

— Но ведь все удалось великолепно замять, правда? — спросила Кора.

Все изумленно воззрились на нее, и а, несколько смешавшись, продолжила поспешно и сбивчиво:

— Я думаю, вы все совершенно правы. Абсолютно правы. То есть я хочу сказать, к чему это., эта огласка? Это должно остаться в семье, и незачем посторонним что-то знать…

Обращенные к ней лица выражали полнейшее недоумение.

Мистер Энтуисл наклонился вперед:

— Боюсь, я не совсем понимаю, что вы имеете в виду, Кора.

Кора Ланскене оглядела родных, и в ее широко раскрытых глазах, в свою очередь, выразилось удивление. Она каким-то птичьим движением склонила голову к плечу и сказала:

— Но ведь Ричарда убили, не так ли?

Возвращаясь в Лондон, Энтуисл, устроившийся в углу купе первого класса, задумался о странном замечании Коры Ланскене, вызвавшем в его душе какое-то смутное беспокойство. Конечно, Кора — женщина несколько неуравновешенная и в высшей степени недалекая. Он помнил, как она, будучи еще девочкой, нередко ставила окружающих в неловкое положение своей манерой ни с того ни с сего выпаливать неприятные истины. То есть как раз не «истины» — в данном случае это выражение совершенно неуместно.

Мысленно Энтуисл восстановил сцену, последовавшую за злополучными словами.