Роберт Аллен - От фермы к фабрике

Таким образом, при анализе имитационных моделей реализации альтернативных инвестиционных стратегий в условиях коллективизированной экономики становится очевидно, что инвестиционная политика государства являлась потенциальным инструментом ускорения роста объемов производства, расширения основного капитала, а также повышения уровня жизни населения страны. Принцип реинвестирования большего объема произведенных средств производства в развитие этого сектора способствовал увеличению темпов экономического роста, причем данный вывод сохраняет свою актуальность и в условиях экстраполирования на другие модели. Несмотря на то что расширение сектора тяжелой промышленности, несомненно, являлось важным аспектом экономического роста, дальнейший анализ покажет, что этот фактор отнюдь не был единственным источником развития советской экономики.

К настоящему времени еще не рассматривался такой аспект, как влияние коллективизации на экономический рост в 1930-е гг. Каким образом данное решение партии отразилось на экономике страны? Способствовала ли коллективизация ускорению темпов индустриализации, замедлению или же не оказала на этот процесс никакого влияния? Аналогичные вопросы можно задать в отношении влияния нэпа. Можно ли утверждать, что в рамках институциональной структуры нэпа стратегия индустриализации стала бы более успешной или же она была бы, напротив, неосуществимой?

Диапазон мнений в этом плане крайне широк. С одной стороны, существует точка зрения, согласно которой коллективизация ускорила рост посредством увеличения масштабов сельско-городской миграции, повышения сельскохозяйственного сбыта и мобилизации излишка сельскохозяйственной прибыли для финансирования промышленного капиталовложения. С другой стороны, выражаются определенные сомнения в том, что данные последствия действительно имели место, не говоря уже об их влиянии. Более того, сторонники этой позиции полагают, что коллективизация привела к огромным убыткам в сельскохозяйственном производстве (уничтожение домашнего скота и резкое снижение производства зерновых), что крайне негативно сказалось на темпах экономического роста. Вместо того чтобы брать за основу все эти вопросы, я предпочитаю начать моделирование воздействия альтернативных инвестиционных стратегий (значения е ), используя условия нэпа, а затем сравнить его с данными, полученными в рамках анализа модели коллективизации. Результаты вычислений отражены на графиках 8.1–8.4.

Таблицы четко демонстрируют, что стратегия высокого уровня инвестирования (е = 0,23) в условиях нэпа была бы успешной за счет значительного повышения темпов роста выработки и потребления на душу населения, по сравнению с более низкими значениями переменной е. Однако результаты оказываются не столь впечатляющими, как в условиях коллективизации. В 1939 г. добавленная стоимость в коллективизированном несельскохозяйственном секторе была на 22 % выше, чем при реализации аналогичной инвестиционной стратегии (е = 0,23) в условиях нэпа, при этом объем основных фондов несельскохозяйственного сектора был бы на 8 % больше. Что касается уровня ВВП, то ввиду большей производительности сельского хозяйства без воздействия коллективизации имитационная модель, предполагающая сохранение влияния нэпа, демонстрирует лишь пятипроцентное превышение над фактическим показателем.

Данные результаты значительно расходятся с выводами Хантера и Ширмера (1992,196–197, 241, 246–251), которые также проводили исследование советской индустриализации с помощью широкомасштабной имитационной модели. Их анализ военных расходов и альтернативных стратегий потребления имеет незначительные отличия от приведенного в данной работе расчета, однако в ходе своего исследования они пришли к выводу, что коллективизация оказала гораздо более негативное воздействие. По их мнению, коллективизация отнюдь не способствовала какому-либо (пусть даже скромному) росту в 1930-е гг., напротив, она стала причиной снижения ВВП в 1940 г. примерно на 30 % и сокращения основных фондов в 1941 г. примерно на 40 %. Модель Хантера — Ширмера настолько сложна, что не сразу становится очевидно, чем обусловлено подобное расхождение в выводах. Представляется, что в рамках этой модели значимую роль мог сыграть фактор сельско-городской миграции, которую авторы устанавливали на произвольном уровне. В имитационных моделях, приведенных в этой главе, уровень миграции зависит от соотношения уровней потребления в городе и в деревне, а также от процесса коллективизации сельского хозяйства — такой вариант исходных данных приводит исследователя к выводу, что коллективизация способствовала росту масштабов миграции из деревни в города. И именно этот аспект позволяет утверждать, что в рамках приведенной модели коллективизация стала одним из движущих элементов процесса индустриализации, в то время как в модели Хантера — Ширмера подобный эффект совершенно не затрагивается. Кроме того, в их модели используются заданные значения сельского и городского потребления на душу населения, в результате чего недовыполнение плана сельскохозяйственного производства заставляет предприятия, производящие потребительскую продукцию, оттягивать капитал и трудовые ресурсы из прочих отраслей экономики для поддержания уровня потребления. Модель, использованная в этой главе, напротив, допускает, что недостаточный объем производства сельскохозяйственной продукции в условиях коллективизации вызывает снижение уровня потребления, но сохраняет объем инвестирования неизменным. Можно предположить, что именно эти различия в моделировании объясняют, почему Хантер и Ширмер пришли к гораздо более негативной оценке коллективизации.

В следующей главе будет рассмотрено, каким образом выводы данной главы соотносятся с традиционными гипотезами, которые представляли собой попытки дать объяснение, почему коллективизация замедлила — или ускорила — советскую индустриализацию. Впрочем, основной идеей всех этих гипотез является скромный масштаб ее влияния в целом: коллективизация действительно привела к снижению темпов экономического роста в ходе реализации первой пятилетки и его ускорению впоследствии, однако ее совокупное влияние в 1930-е гг. вылилось лишь в несущественное ускорение темпов роста советской экономики. Сопутствующие ей человеческие страдания были велики, в то время как экономическая выгода оказалась минимальной.

Табл. 8.1–8.4 свидетельствуют о том, что выделение большей доли инвестиционных товаров для развития сектора, их производящего, способствует увеличению темпов роста выработки несельскохозяйственной продукции и повышению уровня потребления надушу населения. Степень влияния примерно одинакова как при коллективизации, так и в условиях нэпа. Но один элемент данных таблиц приводит в замешательство: все они констатируют высокий уровень выработки в 1939 г., хотя на производство средств производства в этот период приходилось лишь 7 % от общего объема капиталовложений. Согласно показателям коллективизированной экономики, действительная выработка несельскохозяйственного сектора увеличивалась на 5,6 % в год в 1928–1939 гг., в то время как при продолжении нэпа этот рост составил бы 5,3 %. Загадка заключается в том, почему такой высокий уровень роста был при столь низком уровне капиталовложений.