Этон Цезарь Корти - Елизавета I Австрийская

На вокзале в Оберхетцендорфе в ожидании супруги и дочери стоит император Франц Иосиф. Когда ему сообщают о случившемся, он произносит: «Все могло быть гораздо хуже, — и, хлопнув ладонями, добавляет, — хорошо, что все закончилось счастливо».

В Лайнце состояние духа императрицы дает небольшой крен. Она вновь погружается в свои бесплодные мечтания, полностью прекратила занятия верховой ездой, а здесь, кроме охоты, больше нет развлечений. Поэтому она вновь поглощена идеями о Боге и Вселенной. Иногда ей хочется отогнать их прочь, но это не удается, и она по-прежнему молится всесильному Господу, его силе и величию, хотя и сомневается в том, что эти молитвы будут услышаны Создателем. «Общеизвестно, — говорит Елизавета, — что человек бессилен в попытке противостоять вселенскому предназначению, основой которого служит неисповедимая Господня воля. В сравнении с ним мы лишь песчинки. Может ли он снизойти до меня?»

Растущая апатия императрицы постепенно погребает под собой всякую возможность поисков счастья души. «Я слишком стара и слишком устала, чтобы бороться, — говорит пятидесятидвухлетняя Елизавета. — Мои крылья сгорели, и я хочу лишь покоя».

28 мая приходит весть о том, что генерал-консул Варсберг, «последний грек», слывший в Вене мудрецом, умер в Венеции в возрасте пятидесяти трех лет. Это производит неизгладимое впечатление на императрицу, так как она глубоко ценила и высоко ставила этого блестящего знатока Греции, в доказательство чего ею был сделан заказ на строительство замка, носящего имя ее любимого героя Ахилла, на острове Корфу. Теперь все должно перейти в руки преемника Варсберга, морского офицера фон Буковиц. Если в нем удастся найти такого же умелого интенданта, руководителя строительства и высокообразованного проводника по миру древнегреческих духовных ценностей, разделяющего восхищение ими императрицы, как и покойный Варсберг, ему не будут искать замену.

В это время госпожа Шратт вновь обедает с императором и будущими молодыми супругами. Она, веселая, непосредственная и обаятельная, является в это тяжелое время лучшей отрадой Франца Иосифа. Елизавета искренне к ней привязана и рада, что у супруга есть такая возможность отвлечься от горя. И только Валерия по-прежнему полагает, что мать не должна позволять госпоже Шратт проводить столько времени с императором. После возвращения в Ишль императрица совершает долгие поездки по привычным местам, в Халлыптадт и Госаумюле. В Ианцене Елизавета часто молится перед ликом Божьей матери в часовне, выстроенной для Валерии. В июле она едет на родину в Фельдафинг. Сейчас, в несчастье, императрица вновь испытывает тягу к родне, с которой не виделась более трех лет.

Из Фельдафинга она едет в Гаштайн, с намерением оставаться там до середины августа. За все время мать не решается заговорить с Елизаветой о Рудольфе. На баварских родственников императрицы ее печальное состояние духа производит настолько глубокое впечатление, что при прощании Гизела шепчет на ухо сестре: «Ради Бога, не упускай мать из виду у водопада Гаштайн!» Действительно, эти слова небезосновательны. Елизавету не оставляет мысль о смерти. «Я завидую Рудольфу, — часто говорит она, — но никто не знает наверняка, что следует за смертью. Если бы это было известно, было бы легче».

От барона Нопча приходит весть о том, что здоровье графа Андраши значительно ухудшилось. Он страдает раком мочевого пузыря, не распознанного вовремя, и, несмотря на приглашение известнейших врачей, лечение не дает результатов. Андраши полностью посвятил себя политике, находясь в полной оппозиции к графу Калноки, руководящему внешней торговлей. Через барона Елизавета передает Андраши, что он должен беречь себя и уделять своему здоровью больше внимания. Обер-гофмейстер не полностью разделяет пожелания императрицы [453] Письмо барона Нопча к графу Андраши, Гаштайн, 24 июля 1889 года. Архив Андраши. , считая Андраши виновным во всем. Граф, отвечая, 6 августа передает из Трансильвании письмо, являющее собой восторженные восхваления своей королевы [454] Письмо графа Андраши к барону Нопча, Хецбад, 6 августа 1889 года, частично издано в Вертхаймер, Андраши, в указанном месте стр. 338. :

«Я не знаю, — значится в нем, — чем я должен ответить на милость ее величества, даже в такой дали думающей обо мне. Выше этого для меня ничего нет. Ты знаешь, что я всегда имел самое высокое мнение о ее душе и сердце, а с тех пор, как я прочел некоторые из ее стихотворений, мое восхищение ею достигло высочайшего уровня. Когда я размышляю о добросердечии и щедрости ее души, делающей честь незаурядному мужчине, то делаю вывод, что второй такой женщины нет на свете. Меня огорчает только одно — ничтожная толика людей знает, какова она на самом деле. Я хочу, чтобы весь мир знал и восхищался ею, так как такая неординарная личность, безусловно, этого заслуживает. Она, возможно, была права, отказавшись от непосредственного участия в политике. Это, далеко не всегда благодарное занятие, при ее огромном уме могло бы стать ее делом. Знаменитая Мария-Терезия, в сравнении с высотой духа и широтой сердца императрицы, могла бы претендовать только на роль домашней хозяйки, и я сожалею лишь о том, что такие таланты не выставлены напоказ, а потому незаметны. Я утешаюсь лишь тем, что являюсь одним из немногих счастливцев, имевших счастье знать эту женщину и восхищаться ею в то время, когда миллионы ее подданных не имели истинного понятия о ней».

Нопча показывает письмо императрице, которая, прочитав его, говорит: «Да, это один из немногих моих друзей на этом свете».

Из Гаштайна Елизавета возвращается в Ишль, где ее время от времени навещает Франц Иосиф. При всей любви, внимании и сочувствии императора, и без того обремененного множеством забот, пугающая безутешность супруги сказывается на его нервах. Короткие ответы и нетерпеливые движения императора с болью воспринимаются Елизаветой. Иногда она сравнивает их отношения и отношение императора к госпоже Шратт. Оставаясь наедине со своей любимицей Валерией, императрица горько плачет: «Зачем же я родилась? Моя жизнь бесполезна, я лишь помеха в их отношениях, моя роль здесь — роль комика». Однажды Елизавета с негодованием говорит дочери: «Наш брак нелеп изначально: пятнадцатилетнего ребенка купили и заставили дать непонятную клятву, которую невозможно нарушить».

Ее жизненные воззрения иногда действительно выглядят пугающе. Однажды, 26 августа, во время прогулки с Валерией она вдруг говорит: «Я люблю великого Господа и молюсь ему без надежды на награду». С этими словами императрица падает на землю: «Только так можно молиться и поклоняться Господу в надежде на исполнение просьбы, зная о предназначенности всего сущего на земле».