Этон Цезарь Корти - Елизавета I Австрийская

5 мая в Париже дамы аристократии проводят благотворительный базар, в котором принимает участие и сестра императрицы герцогиня фон Алансон. В огромном, девяностометровом зале сооружены легкие павильоны из дерева, а поверх всего натянут большой разрисованный льняной купол. В одной из лавок выставлен предшественник кинематографа — волшебный фонарь. Половина пятого пополудни. В зале собралось около полутора тысяч человек, в основном дамы, с усердием делающие покупки в пользу бедных. Герцогиня София Алансон, сестра Елизаветы, упаковывает позолоченный чернильный прибор, предназначающийся одному депутату. Вдруг сверкает взметнувшаяся молния, подобная огненной ленте. В мгновение вспыхивают занавесы и павильоны, повсюду извиваются языки пламени, купол падает на пол, возникает страшная паника. «Пожар, пожар!», — кричат со всех сторон. Все бросаются к выходу, но ворота закрыты, огонь, неистовствуя, пробивает себе дорогу, обугленные трупы громоздятся перед выходом. Герцогиня фон Алансон безуспешно пытается найти выход, пропуская других вперед, она молится, хочет спасти хотя бы кого-нибудь, помочь, но каждый думает только о себе. Фантастическое легкомыслие привело к несчастью. Когда огонь потушен, перед пепелищем, покрытым обуглившимися трупами, собирается народ. Опознать погибших невозможно. По необгоревшим вещам пытаются определить, кому они принадлежали. Прибывает напуганный и потрясенный герцог фон Алансон, он бродит у соседнего павильона индустрии, где рядами лежат жертвы пожара. Он не может ни найти, ни узнать свою супругу. Всю ночь разбирают обломки. Много лет служившему у герцогини зубному врачу, помогавшему в поисках, после бесполезного исследования зубов пятидесяти жертв, в конце концов, удается найти один неопознанный обугленный труп, у которого отсутствуют правая рука и левая нога и который он, со всей решительностью, называет герцогиней. В своем завещании она просила после смерти не подстригать ей волосы, но они все сгорели, и ее кладут в гроб в одежде ордена Святого Доминика, чьим иностранным членом она являлась. Ее первое желание было исполнено, но по-другому, нежели герцогиня предписывала в своем завещании.

Вечером 5 мая ужасная весть о несчастье на пожаре приходит в Лайнц. Елизавета потрясена. Она отгораживается от всех людей, не впускает к себе никого, только Франца Иосифа, поспешно пришедшего, чтобы утешить супругу. Умерла младшая сестра императрицы, о которой последние годы жизни скорбела Елизавета, находясь в меланхолии и трауре, находя отраду лишь в религии. Вновь в Елизавете пробуждается горечь к жизни и к судьбе. Франц Иосиф настаивает на ее отъезде. Он надеется, что Киссинген благотворно повлияет на нее. И это подтверждается. В июле она переселяется в Лайнц, а в середине месяца в Ишль. Там ею снова овладевает плохое настроение.

Император жалуется немецкому посланнику, что его супруга так много говорит о смерти, что это его [534] Письмо князя Ойленбурга к князю Хоэнлоэ, Вена, 17 августа 1897 года. Архив министерства иностранных дел, Берлин. серьезно беспокоит. Елизавета не выдерживает пребывания в Ишле. Уже 29 августа она отправляется в поездку на юг. На этот раз — на великолепное озеро Карерзее и в Меран, где проходит курс лечения виноградом. Беспокойство гонит ее с места на место. Все остальное неважно. Политика уже давно для Елизаветы — слово, не имеющее смысла. Ее сердце начинает биться только тогда, когда дело касается венгерской нации, присягнувшей ей на верность в год тысячелетия Венгрии. 21 сентября император Вильгельм посещает Франца Иосифа в столице Венгрии. С удивительным красноречием он произносит пламенный тост во славу доблестного венгерского народа, который Елизавете зачитывает графиня Сцтараи. Он так восхищает Елизавету, что она тут же благодарит телеграммой императора Вильгельма за его «пленивший ее великолепный тост, столь приятный сердцу каждого венгра».

В сентябре Елизавета покидает Меран и посещает Валерию в ее новом доме — замке Валлерзее. Как всегда, там императрица находится в сравнительно хорошем настроении, а по временам даже бывает весела. Но никто не может убедить ее остаться там надолго. Мысль о том, что она — теща, не покидает ее.

Франца Иосифа беспокоят проблемы внутренней и внешней политики. Он постарел и стал более нервозен, его волнует любое недомогание императрицы, и, хотя оба супруга хорошо понимают друг друга, их разделяют заботы и страхи. При этом монарх ищет отдушину в дружбе с госпожой Шратт, столь необычной, что эта дружба иногда бывает тягостна и неприятна Елизавете. Злые языки много говорят об этом. Когда молва доходит до ее слуха, это сердит и возмущает ее, но никто не слышал от нее слов упрека. И все идет своим чередом, и никто не осмеливается на что-либо большее, чем сплетня, пока над госпожой Шратт простерта хранящая рука императрицы, и кто бы отважился сказать о ней что-нибудь плохое, если ее уважает и высоко ценит сама супруга императора? Именно таким образом обстоят дела, когда Елизавета в конце ноября 1897 года вновь покидает родину.

Как и в прошедшем году, путь императрицы лежит через Париж в Биарритц. Она не может отказать себе в стремлении полюбоваться дикими красотами моря, наиболее заметными здесь, хотя здешний климат вряд ли ей полезен. Она вновь часами гуляет вдоль берега, наблюдая, как бушует прибой, часто насквозь промокая от шторма и дождя. Следствием этого становится только одно — страдают ее нервы, и появляются невралгические боли. Она не может отправиться в Лурд [535] Город на юге Франции, место паломничества католиков. — Ред. , хотя страстно желает этого, постоянно говорит о смерти и о нежелании императора смириться с тем, что он и дети не должны присутствовать при ее кончине, чтобы не страдать. «Я хочу умереть в одиночестве», — говорит императрица графине Сцтараи [536] Графиня Ирма Сцтараи, в указанном месте, стр. 179. . Она отказывается от запланированной поездки на Канарские острова. Отчаявшись, Елизавета думает даже о том, чтобы, в раскаянии, вернуться к услугам проживающего теперь в Париже доктора Метцгера, ранее объявленного ею шарлатаном.

Плохие новости о самочувствии супруги застают Франца Иосифа за решением тяжелых внутриполитических проблем. Премьер-министр, польский граф Бадени, своим устным распоряжением уравнял в Богемии немецкий язык с чешским, чем вызвал возмущение немецкоязычного населения. Это привело к демонстрациям на улицах Вены, которые удалось подавить лишь с помощью полиции и военнослужащих. Император Франц Иосиф угнетен полученным письмом.

«Если ты не будешь впредь столь дурно обращаться с Метцгером, — пишет он Елизавете, — ты не будешь обвинена в неделикатном и корыстном использовании своей власти, и это не послужит тебе плохой рекламой. Единственной обрадовавшей меня новостью твоего письма была перспектива отмены твоей поездки по океану. Я был бы бесконечно благодарен тебе, если бы это решение, еще сомнительное, было бы достоверным. Если я буду вынужден, помимо всех моих забот о государстве, моей скорби, испытывать еще и страх за тебя, когда ты находишься в океане и о тебе нет никаких вестей, это будет больше, чем способны выдержать мои нервы. Мне тяжела твоя отдаленность и недоступность, в то время, когда происходят известные события, которые, я надеюсь, нас не коснутся, но ведь случиться может все что угодно [537] Письмо Франца Иосифа к Елизавете, Вена, 17 декабря 1897 года. АЗЗВ. ».