Этон Цезарь Корти - Елизавета I Австрийская

Франц Иосиф ничего не подозревает, на этот раз прощание дается ему особенно тяжело, уже на следующий день он сидит за столом, изливая печаль в письме. «Ты бесконечно удалена от меня, все мои мысли о тебе, я с болью думаю о бесконечно долгой разлуке, особенную меланхолию на меня навевают твои прибранные, пустые комнаты» [545] Письмо Франца Иосифа к Елизавете, Ишль, 17 июля 1898 года. АЭЗВ. . Бесконечно долгое время, говорит император? Да, абсолютно верно.

Тем временем Елизавета прибывает в Наухайм, проехав через Мюнхен и посетив места, где она провела детство и юность. Но Наухайм не нравится ей. Воздух кажется недостаточно хорошим, повсюду ужасные берлинские евреи, от которых никуда не денешься, слишком мало прогулок, к чему примешивается боль от разлуки с родиной, со всем, что мило ее сердцу. Франца Иосифа радует то, что Елизавета думает о нем и выражает в письмах свою любовь. Он полагает, что его супруга привыкнет к Наухайму, только сейчас серьезно задумавшись о своем здоровье. У Видерхофера только два пациента, так как подруга императрицы Катарина Шратт также часто болеет. Врач обследует ее и находит ее такой же послушной, как и Елизавета, сообщая императору о ней так, словно это «императрица номер два» [546] Письмо Франца Иосифа к Елизавете, Ишль, 21 июля 1898 года. АЭЗВ. .

В Наухайме Елизавета отправляется к профессору Шотту с для обследования. Первое, с чего тот решает начать, — рентгеновский снимок сердца. «Нет, профессор, в этом нет необходимости». — «Но, ваше величество, это очень важно». — «Может быть, это важно для Вас или для моего брата Карла Теодора, но не для меня. Я не позволю терзать живое тело». Уходя, она говорит ассистентке профессора: «Знаете, я всегда фотографируюсь с большой неохотой, это всякий раз приносит мне несчастье».

Настроение императрицы оставляет желать лучшего. «У меня плохое настроение, я печальна, — говорит Елизавета, — семья может радоваться тому, что я никуда больше не собираюсь» [547] Письмо Елизаветы к Валерин, Наухайм, 25 июля 1898 года. АЭЗВ. . Императрица соблюдает строжайшее инкогнито, не принимая абсолютно никого. «Передайте Видерхоферу, — пишет она своей дочери в пылу гнева, — что я и представить себе не могла, как здесь ужасно. Я совсем больна душой. Сам Баркер находит, что мое состояние ничем не отличается от лета в Александрии. Изо дня в день я теряю человеческий облик, тянусь к редким здесь тенистым местечкам, редким поездкам на поезде с Ирмой, тем но менее меня совершенно замучили пыль и мухи» [548] То же, Наухайм, 8 августа 1898 года. АЭЗВ. . Елизавета не может ждать ни дня, зная, что может уехать в чистую, наполненную воздухом гор Швейцарию. Она хочет в Каукс и просит императора непременно навестить ее там. Но Франц Иосиф и думать не может о том, чтобы покинуть империю сейчас, при царящей в стране тяжелой обстановке.

Чтобы избежать церемонии прощания, Елизавета покидает Наухайм, прибегнув к маленькой хитрости. Она говорит, что желает предпринять поездку в Хомбург через Маннхайм, но в действительности просто не собирается возвращаться. Свита и багаж следуют за ней. В Хомбурге она въезжает во двор замка на простой пролетке. Появляются часовые и останавливают извозчика: «Сюда нельзя». — «Но я императрица Австрии». Ей не верят, смеются и ведут на вахту. Один унтер-офицер отдает приказ в замок:

«В комнате вахтенных находится женщина, которая утверждает, что является австрийской императрицей. Появляется камергер и действительно узнает Елизавету. Под тысячи извинений ее освобождают из-под ареста» [549] Eugcn Wolbe, императрица Елизавета в вахтенной комнате замка Хомбурга, «Taunusbotc» от 23 декабря 1933 года. . На устах императрицы расцветает сияющая улыбка, почти забытая за последние годы.

Навстречу Елизавете спешит императрица Фридерика. И хотя она очень мила Елизавете, ее и приехавшую с ней даму принимает достаточно холодно. Елизавете трудно даются разговоры с кем-нибудь, кто не относится к ее ближайшему окружению.

Затем Елизавета отправляется во Франкфурт, где ее уже ожидают. Императрица предпочитает путешествовать поездом, неузнанная, она смешивается с толпой ожидающих, улыбается, слушая их замечания и разговоры. Она едет в Швейцарию — навстречу своей судьбе. Ничего не подозревая, Елизавета неуклонно продолжает свои путешествия с места на место, совершенно не заботясь о том, что в странах, посещаемых ею, существуют политические и, в частности, социалистические течения.

Рядом со множеством монархий Швейцария является убежищем для заговорщиков всех национальностей, анархистов, людей, пропагандирующих стремление к призрачному идеалу новой власти и разрушению существующего общественного строя. На земле свободной Швейцарии они могут достаточно спокойно и уверенно следовать своим целям. Рабочий класс, проживающий в Швейцарии, пропитан духом анархизма. Тот, кто случайно вступает в этот круг, быстро очаровывается красноречивым обманом о блестящей и сверкающей перспективе стать вселенским благодетелем или участником переворота, не заботясь о преследовании полицией.

В Лозанне строится новое здание почты. На работу принимается большое количество разных специалистов, среди которых особенно много итальянцев, по всему свету слывущих великолепными строителями. Однажды один из них легко ранит ногу. Его отправляют в госпиталь Лозанны, где один из служащих спрашивает его имя и происхождение. Пострадавший — мужчина среднего роста, двадцати шести лет, пышущий здоровьем, крепкого телосложения, с блестящими, серо-зелеными, глубоко посаженными кошачьими глазами. Его темные, курчавые волосы резко контрастируют со светлыми щетинистыми усами. Его имя Луиджи Люкени. В его одежде служащие госпиталя находят блокнот с песнями анархистского содержания. На листке блокнота — рисунок с надписью: «анархия». Имя мужчины полиция заносит в список подозрительных, но не находит никакой причины для строгой слежки за ним, не говоря уже о задержании. Рана заживает медленно, и в те часы, что Люкени проводит в госпитале, он рассказывает санитару, получившему письмо от матери, о своей жизни. «А я своей матери никогда не видел», — говорит Люкени. Она была учетчицей в городке Альбарето, в лигурийских Апеннинах. В восемнадцать лет она покинула родину, почувствовав, что носит под сердцем ребенка, и отправилась на запад, в Париж, чтобы в этом миллионном городе, не привлекая внимания, родить свое дитя. Она оставалась в госпитале еще несколько дней, а потом исчезла, навсегда распрощавшись с оставленным грудным младенцем. Ее некоторое время искали, но потом ее следы потерялись в Америке, куда бежала юная мать, никогда не заботившаяся о своем сыне.