Вальтер Кремер - Лексикон популярных заблуждений

Вся затея финансировалась имперским правительством. 3 ноября 1897 года воздушный корабль совершил свой первый полет при большом стечении народа и прессы.

Договоры всегда должны быть закреплены письменно.

Устные договоренности столь же обязательны к выполнению, как и письменные. Закон требует письменного оформления договора, лишь если это дар, поручительство или договоренность о частичной оплате. Во всех остальных случаях достаточно телефонного звонка.

В большинстве случаев договоры оформляются письменно лишь для того, чтобы доказать, что они действительно имели место.

Если дождевого червя разрезать, обе половинки продолжают жить.

Если червя разрезать пополам, продолжает жить лишь его передняя часть. У задней части в рассеченном месте образуется хвост, так что у нее появляется два хвоста. Но головы у нее нет, питаться она не может, поэтому неминуемо погибает.

Если же отрезать только небольшую переднюю часть червя, то она погибнет, а в месте разреза вырастает новая голова, и червь продолжает жить. Дело в том, что при этом не будут повреждены органы регенерации, которые расположены между 9 и 15 сегментами червя (все его тело может содержать до 180 сегментов).

Дон Карлос был героем и борцом за свободу.

Дон Карлос, наследник испанского трона и герой названной его именем трагедии Фридриха Шиллера, да и многих других театральных произведений, на самом деле никаким героем не был. Сегодня его назвали бы психопатом. Он был маленького роста, слабенький, со слишком крупной головой, искривленным позвоночником и нездоровым цветом лица. Его характеризовали полное отсутствие талантов, но избыточное самомнение и ненависть к родному отцу – королю Филиппу II, который во всем стоял у него на пути.

Дон Карлос прожил недолгую жизнь и вел себя «так странно, что даже самые ярые монархисты содрогались при мысли, что такой человек однажды может возглавить королевство, – пишет биограф. – Когда однажды ему принесли обувь, которая оказалась ему мала, он посчитал хорошей шуткой сварить туфли в кипящей воде и заставить съесть их сапожника, который стачал обувь. Как только что-то из еды было ему не по нутру, он немедленно заставлял слуг и придворных, которые оказались поблизости, съесть то же самое. Одного слугу он невзлюбил и грозил выбросить из окна, другому угрожал отрезать половой орган».

Посол немецкого императора писал из Мадрида, что «наследник престола ведет себя как семилетний ребенок». Посол Венеции сообщал, что «дону Карлосу никогда не нравились достойные и благородные вещи, его всегда тянуло совершить какую-нибудь гадость или непристойность». Наконец, посол английской королевы сообщал в Лондон, что ему никогда «не приходилось иметь дело с более мерзким, неосмотрительным и неистовым человеком».

Остается неразрешимой загадкой, как такой подонок мог после смерти стать героем многочисленных драм. Возможно, Шиллер и многие другие, кто возвел этого дебила на пьедестал, хотели тем самым поразить ненавистного им короля Филиппа II, руководствуясь принципом «враги наших врагов – наши друзья». По крайней мере, в испанских Нидерландах быстро распознали пропагандистское значение такого подхода и даже распространяли придуманную Шиллером версию, что дон Карлос-де перекинулся на сторону восставших и поэтому отец велел его казнить.

На самом же деле именно дон Карлос хотел убить отца (и не для того, чтобы помочь голландским повстанцам, а чтобы поскорее стать королем самому). Надо отметить, что король вел себя в этом деле очень осмотрительно – он отрицал мятежные намерения сына и повелел арестовать его, лишь, когда его заставила государственная необходимость. Но и тогда он не отравил дона Карлоса в тюрьме, как полагали многие историки, – принц, можно сказать, сам покончил с собой.

Однажды он выпил очень много холодной воды, чтобы заглушить жажду после съеденного в немалом количестве наперченного паштета из мяса куропатки. Ему показалось, что мясо было наперчено нарочно, он объявил голодовку, за которой последовали кровавый понос и смерть.

Жевательная резинка пришла из Америки.

Уже древние греки клали в рот и жевали смолу мастичного дерева (или фисташкового дерева). Смолой они чистили зубы и поддерживали приятный запах во рту. Американские индейцы жевали сосновую смолу. Загустевший сок сапотиллового дерева, на основе которого изготовлено большинство современных видов жевательной резинки, был давно известен древним майя, от которых обычай жевать его переняли первые белые колонисты.

Экономический подъем Соединенных Штатов в XIX веке, прежде всего, связан со строительством сети железных дорог.

На самом деле вовсе не железные дороги послужили толчком к экономическому расцвету Североамериканских Соединенных Штатов, как уверяют многочисленные фильмы и романы. Как утверждает лауреат Нобелевской премии в области экономических наук Роберт Фогель, американская экономика добилась бы этого и без железных дорог.

Фогель построил модель развития американской экономики без строительства железных дорог. Результат был бы более-менее тем же, только достигнутым иным путем. Огромные объемы пшеницы, стали и угля транспортировались бы по рекам и каналам, люди бы перемещались по дорогам на повозках, влекомых лошадьми, а потом и на автомашинах. При этом автомобилестроение, не имея конкуренции в лице железнодорожного транспорта, развивалось бы куда интенсивнее, поскольку техническая основа для этого имелась. Промышленность и города развивались бы иначе и в других местах – вдоль рек и каналов, а не по линии железных дорог, но эффект их отсутствия был бы гораздо меньше, чем полагают многие. Подсчитано, в частности, что валовой национальный продукт снизился бы к 1890 году всего на 5 процентов.

Термин «железный занавес» придумал Уинстон Черчилль.

В марте 1946 года Черчилль, обращаясь к слушателям Вестминстерского колледжа в американском штате Миссури, сказал, поясняя все увеличивающееся расхождение между странами, победившими фашизм: «От Штеттина на Балтийском море до Триеста на Адриатике, через всю Европу опустился железный занавес». В свете начинавшейся холодной войны эти запоминающиеся слова оказались вынесенными в заголовки газет и с тех пор приписываются только Черчиллю.

На самом деле впервые этот образ использовала бельгийская королева Елизавета, говоря о наступлении немцев в 1914 году: «Теперь между Германией и мною как бы упал железный занавес». В двадцатых годах британский посол в Берлине так комментировал ожидавшийся пакт о безопасности между немцами и французами: «Я остаюсь при мнении, что наилучшей защитой, как для французов, так и для немцев стал бы железный занавес. Я имею в виду нейтральную зону, которую никто не смел бы преодолевать. Может быть, превратить в такой железный занавес Ла-Манш?»