Вальтер Кремер - Лексикон популярных заблуждений

Английские пудинги не имеют ничего общего с тем понятием, которое вкладывают в это слово кулинары континентальной Европы. Скажем, «черный пудинг» – это кровяная колбаса, «йоркширский пудинг» – горячее паштетное тесто, которое употребляют как гарнир к мясным блюдам. Наконец знаменитый сливовый пудинг – это выпечка из муки, почечного жира, яиц, сухих фруктов, орехов с шерри или коньяком. Сливовый пудинг известен как классическое рождественское блюдо. Как правило, его обливают горячим ванильным или малиновым соусом, да еще и поджигают. Такой пирог пригоден к употреблению целый месяц после выпечки.

Нужно писать слова так, как они приводятся в словаре «Дуден».

Многие полагают, что редакция известного во всей Германии словаря «Дуден», находящаяся в городе Маннгейм, является официальным органом, задающим нормы правописания современного немецкого языка.

На самом деле все немного иначе. Еще в 1901 году правительства различных земель, входивших в состав германского рейха, пришли к «Соглашению», по которому «следовало ввести единообразное правописание в школьные программы и в официальное делопроизводство и не отклоняться от этих норм, чтобы немцы и жители Австрии полностью понимали друг друга» [1].

Такие единые нормы правописания должны были быть введены в школах в 1903/1904 учебном году, а в государственных учреждениях с 1 января 1903 года.

Эта договоренность не была законом, она касалась только школ и государственных учреждений, переписывающихся друг с другом. Из нее не следовало каких-либо обязательств для широкой общественности, для парламента и судов. В письмах, которые мы пишем, в судебных приговорах, в текстах законов мы вовсе не обязаны следовать правилам правописания, заданным «Дуденом» (а иногда так и поступаем. Например, слово «единственные» по-разному написано в Конституции и в «Дудене»).

По-видимому, это представление об обязательности дуденовского правописания ведет свое начало от постановления Постоянной комиссии министров культуры всех немецких земель, принятого 19 ноября 1955 года. Оно начинается следующими словами: «Немецкое правописание, зафиксированное в орфографической реформе 1901 года и в последующих положениях и правилах, обязательно к выполнению и по настоящее время…», а затем добавлено: «В спорных случаях следует использовать нормы правописания, зафиксированные словарем „Дуден“».

Но это – всего лишь общая декларация, да и обязательна она только для государственной службы. Остальное население может писать слова как Бог на душу положит.

Слоны живут до 100 лет.

Самый старый из слонов, возраст которого удалось документально подтвердить, прожил 70–76 лет. Большинство слонов не преодолевают планку в половину века.

Слоны боятся мышей.

Слоны не обнаруживают какого-либо панического страха перед мышами – в зоопарках и цирковых загонах нередко можно видеть мышей, с которыми гиганты вполне уживаются. Знаменитый зоолог Бернгард Гржимек провел специальный эксперимент, в котором на слонов напустили целую тучу мышей. Слоны вовсе не бросились наутек, издавая трубные звуки, а подпустили мышей к себе и спокойно растоптали грызунов. Другое дело – кролики-итаксы. Вот их-то слоны боятся: они отступают в глубь загона и оттуда забрасывают животных камнями и песком.

У слонов отличная память.

Феноменальная память слонов также существует лишь в воображении любителей сенсаций. Действительно, слон иногда может через много лет узнать человека, который его мучил, но это же рассказывают, например, о львах и тиграх.

Некоторые случаи нельзя объяснить рационально.

У Юнга мы читаем, в частности, о некоем господине Дешампе. Когда г-н Дешамп был маленьким мальчиком, месье де Фонгибю дал ему сливовый пудинг. Прошло 10 лет, и г-н Дешамп видит такой пудинг в одном парижском ресторане. Он хочет его попробовать, но не тут-то было – пудинг уже заказан, при этом не кем иным, как г-ном де Фонгибю. Проходит еще много лет, и Дешампа приглашают в гости, где главное блюдо – сливовый пудинг. Он замечает, что все в сборе, кроме одного – г-на де Фонгибю. Открывается дверь, и входит человек весьма преклонных лет. Он очень расстроен, потому что перепутал адрес и явно не туда попал – его ждут совсем в другом месте.

Вот другой случай – дело произошло в той части Германии, которая зовется Шварцвальдом. Мать фотографирует своего четырехлетнего сына и отвозит пленку для проявки в Франкфурт. Но тут начинается Первая мировая война, и людям становится не до фотопленок. Через несколько лет эта женщина покупает во Франкфурте пленку, чтобы заснять свою недавно родившуюся дочь. Однако выясняется, что, казалось бы, новая пленка была уже засвечена и на первом кадре не кто иной, как ее сын.

Или некий Клинтон Блюм из Нью-Джерси находит на пляже в Бруклине щетку для одежды – свою собственную. Это щетка из его багажа, который затонул во время Первой мировой войны у берегов Франции.

Или вот еще – художник Карл Цукмайер обнаруживает на вилле одного американского интеллектуала шпалер, которым он за много лет до этого любовался в одной гостинице в Зальцбурге. «Многие годы после моего бегства из оккупированной Австрии, – пишет он в своей книге, – друзья вытаскивали меня из вермонтского захолустья, чтобы познакомить с одним американским писателем, который жил в нескольких часах езды». Цукмайеру показывают весь дом, и наконец хозяин открывает маленькую неотапливаемую комнату в сарае, и художник видит шпалер из Зальцбурга, приклеенный к стене. «Давно ли он у вас?» – восклицает Цукмайер и узнает, что этот шпалер был вывезен из Австрии.

Конечно, такие совпадения чрезвычайно действуют на наше воображение. А на самом деле ничего удивительного в этом нет. Мы видим лишь, что такое событие произошло с неким лицом, и вероятность этого действительно чрезвычайно мала. Но вероятность того, что с кем-то что-то случится, напротив, очень велика.

Вероятность отхватить большой куш в лотерее равна 1 к 13 миллионам. Но кто-то ведь выигрывает!

Так и вероятность каких-то совпадений в жизни – если суммировать все вероятности со всеми людьми, сумма вовсе не так уж мала. Возьмем случай, произошедший с неким Джорджем Брайсоном, который остановился в гостинице города Луисвилл, штат Кентукки. Администратор дает ему ключ от номера 307. В этом номере Брайсон находит письмо, адресованное Джорджу Брайсону, проживающему в комнате 307. Брайсон ошеломлен – никто ведь не знал, что он сейчас в Луисвилле, и тем более никто не знал, что он будет жить в номере 307. Наконец выясняется, что перед ним здесь жил Джордж Брайсон из Монреаля, который только что покинул гостиницу.