Николай Вагнер - Свет и мрак

Что-то тяжелое, страшное, налегает на душу и сердце… Ей кажется, что живой мертвец лежит в гробу и выстукивает ужасную песню:

…Воздуху! Свету!.. — вскрикивает она всеми силами души… — И… просыпается.

Просыпается в её роскошной, княжеской спальне… Где повсюду золото и мрамор, шелк и бархат…

Просыпается она вся в слезах и плачет и рыдает и одного не может припомнить: отчего сжималось во сне её сердце такой страшной надрывающей жалостью?!

Тихо, уныло спускаются сумерки… И на бедное измученное сердце Гризли ложатся вечерние тени. Розовым светом окрашивается далекий горизонт, поля и леса и тихий воздух шепчет Гризли.

— Земное страдает!.. Небесное вкушает покой и радость!..

Спит она или не спит?! — Она сама не знает. Она видит себя… Вот лежит она, в белом платье, на широком диване… И в то же время она чувствует, что она здесь, высоко над диваном стоит на воздухе… И не знает, как и чем она держится. Она стоит в том же белом платье и также заплаканы её глаза… и так же смутно её сердце… Ей хочется рассмотреть вторую себя… ту которая, бледная, лежит на диване. Но какой, то повелительный голос, внутри её сердца, говорит ей…

— Иди!..

И она, послушная ему, поднимается выше, летит, летит в мягком вечернем воздухе и видит, как от всей земли поднимается легкий пар… Он тихо стелется над водами, над прудами, озерами и болотами… И видит Гризли, как в этом легком тумане носятся, снуют, маленькия прозрачные существа… Ими пропитан, ими кишит весь воздух и воды, и вся грязь земная… Безобразные злые существа… Что они делают? думает Гризли… И какая масса их!!.

И смутно чувствует Гризли, что эти существа не добрые гении, а разрушители жизни всего земного… И человек борется с ними всеми силами его ума…

И слышит Гризли особенный тяжелый запах, запах земли, сырости, запах болот и всего гниющего… убийственный запах!..

«Это работают они — злые существа», — думает Гризли.

И видит она, как люди гибнут, миллионами, от этих злых существ, гибнут по всей земле и не могут победить их разрушающую силу… Они трудятся насколько могут и умеют, а все эти крохотные микроскопические существа — эти злые атомы — смеются над их усилиями и поют одно и то же, одно и то же…

Тяжелый, заразный воздух окружает Гризли… Дышать нечем. Везде, куда ни обернись, невыносимый запах… Это гниют, разлагаются тысячи трупов… разбросанные в мельчайших атомах земли. Смерть всюду борется с жизнью и побеждает ее, несмотря на все её усилия…

Но и самая жизнь, каждая её работа, издает тяжелый, убийственный запах… Пахнут рыбы, пахнут птицы, пахнут звери… Каждая плоть и каждое дыхание увеличивают смрад тяжелого воздуха земли и болот…

Гризли летит на простор цветущих лугов, в рощи, полные сладким, чарующим запахом лип… на холмы, покрытые розами… Но во всех этих запахах она чует тленное и преходящее… Все эти ароматы усиливаются, принимают острый ароматический запах и переходят в тяжелый смрад разлагающегося трупа…

— Бренное проходит!.. Вечное остается!.. — шепчут все цветы лип и роз.

«Все обман! Обман! думает Гризли. Тяжелый обман?!»

И кажется ей, что все эти запахи превращаются во что-то липкое, тягучее, что пристает к ней, обволакивает слизью все её тело… И вся земля в рощах и на лугах, на горах и долинах становится липкой, скользкой трясиной…

Всюду тянется что-то отвратительное, какие-то осклизлые лохмотья.

Господи! Где же спасенье… от земной грязи!..

— Оно внутри тебя! — шепчет ей строгий голос: —оно в детской простоте невинного сердца. В любви к чистому и возвышенному!..

И Гризли чувствует, как радостны эти слова, как твердое и тихое успокоение вливается с ними в душу… С неё спадает тяжесть плоти, грязь, горе. Она стала ребенком, маленькой девочкой… Вот тысячи маленьких головок смотрят из всех цветов… расплетаются венками, блестят звездочками.

— Выше Гризли! Выше! говорят они; полетим выше от земли в чистые высоты, где нет ничего земного… Ни стремлений, ни запаха земли.

И она летит, поднимается выше и выше… Она чувствует, что тяжесть и грязь земли спадает с неё; она чувствует, как рвутся гнилые нити, привязывавшие ее к этой земле, полной всяких гадостей… Она летит к свету, который всех любящих греет с такой великой неземной силой и любовью… Он блестит над ней, своими ласковыми притягивающими лучами — и в этих лучах исчезают все узы земные, тают все помыслы и стремления плоти…

Она видит, как незаметно спускается, окружает ее красота небесная…

И она понимает, что эта красота полна гармонии, что она часть великого света, блещущего в высотах недостижимых.

Кругом её невиданные, непостижимые цветы и деревья… Это не красота земная. Нет! Это что-то высшее, недостижимое и неописуемое… Это сад, в котором все стройно, прекрасно, на что можно вечно смотреть и не налюбоваться…

И чудный нежащий свет, и чудный нежный ласкающий запах, святое благоухание…

— Господи! Вот дети!.. Много детей. Она слышит их радостный лепет… Их говор, веселые крики и детские песни… Они все взялись за руки, составили громадный круг и запели славу… Славу Ему — славному и сильному, доброму и любящему… Ему — источнику света, любви и всякой красоты, и гармонии!

И в слезах от сильного душевного порыва, Гризли вся приникла долу.

— Иди! Пора! — шепчет ей строгий голос… — Иди назад.

— Куда же идти!?..

Но она чувствует, как тихо, тихо, незаметно она опускается долу… Закрывается, меркнет красота небесная, меркнет свет нежный и ласковый!.. Сердце снова сжимается земной тоской и страданием…

— Господи! — простирает она руки к небу. — Господи! Отец мой небесный!.. Смилуйся над твоей дочерью… Не дай мне снова погрузиться в тьму земную.

— Иди!.. — твердит ей повелительный голос…

И чувствует она, что уже окружает ее надземный воздух, тяжелая убийственная атмосфера и опять этот невыносимый, тлетворный запах, запах плоти, пота и крови… земных трудов и страданий. Опять окружает ее грязь земли — жидкая, зловонная… Грязь и пыль… Опять носятся в воздухе те же злые крохотные существа… Много их, целые мириады!

Вот она опять в её спальне и видит, как перед ней на диване лежит опять она… в мертвой неподвижности…

Вся душа её замирает от страха и горя…

— Иди! — твердит могучий, повелительный голос…

И остановилась она над этим страшным мертвым телом.

— «В нем нет духа жизни и оттого оно так безобразно… — думает она. — В нем точно в темной, душной темнице».

И она наклоняется над ним, смотрит… Как страшно глядит этот белый полуоткрытый, закатившийся глаз… И эти космы волос, грубых, точно проволоки… И вся эта мертвая плоть, покрытая холодным, липким, вонючим потом… При одной мысли, что она должна войди в нее… во все эти кровавые органы и фибры, в эти отвратительные слизистые оболочки и поры… При одной этой мысли у ней сжимается сердце, кружится голова…