Сэм Харрис - Свобода воли, которой не существует

Рассмотрим следующие примеры человеческого насилия.

1. Четырехлетний мальчик играл с пистолетом отца и убил молодую женщину. Пистолет был заряжен и хранился в незапертом ящике комода.

2. Двенадцатилетний мальчик, регулярно подвергавшийся физическим и эмоциональным издевательствам, взял ружье отца, преднамеренно выстрелил и убил молодую женщину за то, что она его дразнила.

3. Двадцатипятилетний юноша, регулярно подвергавшийся в детстве издевательствам, преднамеренно выстрелил и убил свою подругу за то, что она его бросила и ушла к другому.

4. Двадцатипятилетний юноша, воспитывавшийся в прекрасной семье и никогда не подвергавшийся издевательствам, преднамеренно выстрелил и убил незнакомую женщину «просто для развлечения».

5. Двадцатипятилетний юноша, воспитывавшийся в прекрасной семье и никогда не подвергавшийся издевательствам, преднамеренно выстрелил и убил молодую женщину «просто для развлечения». В результате сканирования его головного мозга в префронтальной коре (области, ответственной за эмоциональный контроль и поведенческие импульсы) была обнаружена опухоль размером с мяч для гольфа.

В каждом случае погибла молодая женщина, и в каждом случае причиной ее смерти стали ментальные события в мозге другого человека. Степень нашего морального возмущения зависит от сопутствующих обстоятельств, описанных в каждом деле. Думается, четырехлетний ребенок не может нарочно кого-то убить, а намерения двенадцатилетнего все-таки не такие серьезные, как у взрослого. В первом и втором случае нам известно, что мозг убийцы еще окончательно не созрел и потому с него нельзя спрашивать со всей строгостью. Факты издевательств и смягчающие обстоятельства в третьем случае уменьшают вину юноши. Преступление было совершено на почве ревности, и преступник сам страдалец. В четвертом случае не было издевательств, а мотив выдает в преступнике психопата. В пятом речь идет о таком же психопатическом поведении и мотиве, однако опухоль мозга полностью изменяет моральную оценку. Кажется, что место расположения опухоли снимает с преступника ответственность за преступление. И это чудесным способом срабатывает, даже если юноша такой же психопат, как и преступник в четвертом случае. Как только мы понимаем, что ощущения юноши имели физиологическую подоснову, опухоль мозга, мы тут же начинаем видеть в нем жертву биологических процессов.

Как нам разобраться со степенями моральной ответственности, когда в каждом случае истинная причина смерти женщины связана с одним и тем же: деятельностью мозга и подспудными факторами, которые на нее влияют?

Не стоит питать иллюзий и думать, что в психике человека обитает причинный фактор, который распознает опасных людей. В первую очередь мы порицаем сознательное намерение причинить вред . Степень вины устанавливается в каждом конкретном случае на основании всех привходящих обстоятельств: личности обвиняемого, предыдущих правонарушений, социального поведения, злоупотребления алкоголем или употребления наркотиков, личных взаимоотношений с жертвой и т. д. Если человек поступил несвойственным для него образом, мы склонны поверить, что он не представляет такого уж риска для общества. Если же обвиняемый не раскаялся и готов и дальше убивать, признать его опасным для общества можно и без оглядки на свободу воли.

Почему сознательное решение принести другому человеку вред заслуживает самого беспощадного порицания? Своими поступками мы обязаны осознанному планированию, а оно, в свою очередь, отражает основные личностные свойства: убеждения, желания, цели, предрассудки и т. д. Если после недель раздумий, копания в книгах и споров с друзьями вы по-прежнему полны решимости убить царя, значит, убийство царя – это отражение вашей личности. И дело не в том, являетесь ли вы сами окончательной и независимой причиной ваших действий, а в том, что у вас мозг цареубийцы.

Некоторые преступники должны сидеть в тюрьме, чтобы не причинять другим зла. В данном случае годится самое элементарное моральное обоснование: всем остальным от этого только лучше. Избавление от иллюзии свободы воли дает нам возможность сосредоточиться на действительно важных предметах – оценке риска, защите невинных, профилактике преступлений и т. д. Тем не менее, если взглянуть на причинную зависимость шире, то получившаяся картина поколеблет наши моральные принципы. Если признать, что даже отъявленные злодеи – это, в сущности, неудачники по факту рождения, ненависть к ним (в противовес страху) ослабнет. И даже если верить, что в каждом человеческом существе таится бессмертная душа, картина от этого не меняется. Любой человек, родившийся с душой психопата, глубоко несчастен .

Почему опухоль мозга в корне меняет взгляд на ситуацию? Причина в том, что болезнь повлияла на человека, который (мы допускаем) иначе не совершил бы ничего подобного. И сама опухоль, и ее воздействие кажутся случайностями, что делает злодея исключительно жертвой биологии. Естественно, если преступника нельзя излечить, его следует изолировать, пока он не совершил новые преступления, но мы его не ненавидим и не клеймим как абсолютное зло. И это как раз та позиция, где, на мой взгляд, мы должны поступиться нашими моральными принципами. Чем лучше мы будем понимать, как устроена психика человека с точки зрения причинной обусловленности, тем труднее нам будет провести грань между четвертым и пятым случаями.

У мужчин и женщин, сидящих в камере смертников, дурная наследственность сочетается с дурными родителями, дурной средой и дурными идеями (больше других не повезло, конечно, невинным). За какие из этих величин с них можно спросить? Ни одно человеческое существо не отвечает за свою генетику или свое воспитание, однако у нас есть все причины полагать, что именно эти факторы определяют характер. Нашей системе правосудия следует учесть, что любой из нас мог бы попасть совсем в другую компанию. На самом деле аморально не признавать, что везение имеет отношение к морали.

Чтобы осознать, в какой степени должны измениться наши моральные интуиции, представим себе, что произошло бы, если бы вдруг нашлось лекарство от зла. С этого момента все существенные изменения в мозге человека производились бы дешево, безболезненно и безопасно для здоровья. Лекарство можно было бы даже непосредственно добавлять в пищу, как витамин D. Зло превратилось бы в некий аналог пищевой недостаточности.

Как только мы воображаем, что лекарство от зла существует, наш позыв кого-то карать лишается моральной базы. Например, что, если не давать лекарства от зла убийце в качестве наказания? Выйдет ли из этого какой-то толк? Что значит – человек лишился лекарства заслуженно? А если преступника могли вылечить до преступления? Будет ли он по-прежнему ответственным за свои действия? Или же тех, кто был в курсе его проблем, следует осудить за халатность? Имеет ли смысл карать молодого человека, описанного в пятом случае, и отказывать ему в операции, если нам известно, что причиной его агрессии стала опухоль мозга? Разумеется, нет. Это очевидно. Таким образом, наша жажда возмездия связана с неумением видеть подоплеку поведения человека.