Николас Уэйд - На заре человечества: Неизвестная история наших предков

Более веский аргумент критиков Гринберга – то, что, изучая родственные связи языков, он не прибегал к сравнительно-историческому методу, принятому у компаративистов. Сравнительно-исторический метод основан на выявлении цепочек родственных слов в разных языках одной семьи, видоизменяющихся от языка к языку по предсказуемой модели. Французское и итальянское слова, обозначающие козла, не очень похожи, но, сравнив другие слова двух языков, мы увидим, что звук k в итальянских словах соответствует ch во французских, а итальянский p во французском меняется на f или v {293}. Эти звуковые соответствия существуют, потому что многие французские и итальянские слова – когнаты, иначе говоря, потомки одного и того же слова-родителя из общего языка-предка – латыни.

Когда звуковые соответствия между современными языками выявлены, можно реконструировать слово в языке-предке. Ученые уже восстановили обширный корпус лексики праиндоевропейского языка, гипотетического предка многих языков, существующих ныне в Европе и в Индии. Принадлежность любого языка к индоевропейской семье можно подтвердить или опровергнуть, проверив, возводится ли его грамматика и лексика по регулярным правилам к праиндоевропейским. Судя по табличке (см. выше), у английского шансов не много, однако начальный k в латыни регулярно переходит в германских языках в h, и английское head, как и немецкое haupt (ныне означающее голову в переносном смысле) – когнаты латинского caput. Согласно тому же правилу латинское canis родственно немецкому hund и английскому hound, и все они происходят от праиндоевропейского *kwon.

Педантичное применение сравнительно-исторического метода спасло лингвистику от множества ложных теорий. Многие ученые настаивают, что сравнительно-исторический метод – единственно приемлемый инструмент для проверки родства языков. Они исходят из предпосылки, что слова меняются слишком быстро, и у двух языков, произошедших от одного родителя, общая часть словаря очень скоро будет составлять совсем незначительную долю, и тогда настоящих когнатов будет едва ли не меньше, чем случайно совпадающих пар и слов, звучащих сходно потому, что оба языка их заимствовали из одного источника.

Поскольку сигнал настоящих когнатов скоро забивается шумом мнимых связей, корни языковых семей, как считают лингвисты, можно проследить не глубже, чем примерно на 6000 лет в прошлое, до времени, когда, по мнению большинства компаративистов, праиндоевропейский был живым языком.

Гринберг с его методом массового сравнения не искал звуковые соответствия и не пытался в доказательство своей теории реконструировать праязыки. Поэтому, с точки зрения многих языковедов, ни его методу, ни его выводам доверять нельзя.

Каковы бы ни были теоретические претензии к методу Гринберга, ключевым является эмпирический вопрос: работает ли метод? Африканисты пришли к выводу, что для языков Африки метод работает успешно. Однако это, казалось бы, убедительное обстоятельство не поменяло взглядов академического сообщества на ценность лингвистических исследований Гринберга. В недавней статье об афразийской семье Ричард Хейвард из лондонского Института изучения стран Востока и Африки пишет, что «единственно приемлемые свидетельства», позволяющие судить об общем происхождении языков, могут предоставить лишь сравнительно-исторический метод и фонетические соответствия. «Канон афразийских языков, составленный Гринбергом, основан им не на сравнительно-историческом методе, а на "массовом сравнении", и, хотя эта методика… по мнению автора этих строк, привела к верным выводам, подход, не опирающийся на точный принцип, упомянутый выше [т. е. сравнительно-исторический метод], не способен прогнозировать, а значит, не дотягивает до статуса настоящей научной теории», – пишет Хейвард {294}. Иначе говоря, даже если Гринберг получил верные ответы, он пользовался для этого порочным методом.

Если бы язык был дарован человеку в незапамятные времена, а человеческие популяции сильно перемешаны, вероятность того, что языки, существующие на одном континенте, родственны между собой, была бы невелика, и стоило бы считать эти языки не связанными, пока не доказано обратное. Но полностью современный язык появился, видимо, всего 50 000 лет назад, а нынешнее расселение народов все еще четко отражает пути первых человеческих миграций, и значит, дело обстоит наоборот: все языки, скорее всего, ответвления одного языка-родителя и связаны между собой на том или ином уровне. Там, где история и археология позволяют считать родство языков вероятным и естественным, – например, в Америке – пожалуй, и стандарты установления этого родства могли бы быть менее строгими. Именно в Африке, где языки расподоблялись дольше всего, Гринбергов метод массового сравнения имел меньше всего шансов на успех, и при этом лингвисты признают, что там он оправдал себя наилучшим образом.

Упорство, с которым лингвисты не признают иных инструментов классификации языков кроме сравнительно-исторического метода, огорчает ученых, которые хотели бы интегрировать древо языковых семей с открытиями археологии и популяционной генетики. Без помощи традиционной лингвистики во всем, что касается глубинных межъязыковых связей, популяционным генетикам остается полагаться на работы Гринберга и его коллеги из Стэнфордского университета Меррита Рулена – лучших из доступных путеводителей по общей структуре мировых языков.

Классифицируя языки Америки, Гринберг понял, что если Америку действительно заселили люди, пришедшие из Сибири, то американские языки должны быть как-то связаны с языками Евразийского континента. Чтобы лучше понять ситуацию, он принялся составлять списки слов из языков Евразии, в первую очередь личных и вопросительных местоимений.

«Выстроив их все, я увидел, что в Северной Азии просматривается группа родственных языков, – рассказывал Гринберг в интервью 1999 г. – Я должен был это заметить еще двадцать лет назад. Но я понимал, каким презрением встретят мою идею, и отложил глубокое изучение темы, пока не закончу книгу об американских языках» {295}.

Это было началом следующей большой классификации Гринберга, связавшей многие крупные языковые семьи Европы и Северной Азии в одну макросемью, которую Гринберг назвал евразийской. По его мнению, евразийский праязык дал начало восьми языковым семьям, ныне распространенным на огромных пространствах Евразии от Португалии до Японии и, поскольку эскимосские языки туда входят, от Аляски до Гренландии.