Николас Уэйд - На заре человечества: Неизвестная история наших предков

Ослаблению дрейфа генов, снижающего число мутаций, до какой-то степени может помешать вмешательство самого человека, т. е. генная инженерия. Биологи, вероятно, скоро научатся модифицировать яйцеклетки и сперматозоиды или эмбрион на ранних сроках жизни, подсаживая корректирующие гены для выправления потенциальных дефектов здоровья. Новые гены, в промышленных масштабах вживляемые в человеческий геном вместо оригинальных, могут обеспечить тот же эффект усмирения мутаций, что сегодня дает дрейф.

С другой стороны, представьте себе генетические модификации посредством присадки целой серии новых генов, объединенных в дополнительную хромосому, которая добавляется в сперматозоид и яйцеклетку перед оплодотворением in vitro, которое через несколько десятилетий заменит отсталый и рискованный метод случайного зачатия.

В дополнительной хромосоме будет особая последовательность генов для нейтрализации генетических болезней, диагностированных у будущих родителей. Там будут гены, укрепляющие иммунную систему, защищающие от рака и борющиеся с жестокими дегенеративными процессами в старости. Экстракорпоральное оплодотворение и генная инженерия по индивидуальному плану – дорогостоящие процедуры, но критики, пишущие, будто воспользоваться этим смогут лишь богатые, растерянно смолкнут, если государства поймут, что эти процедуры обходятся дешевле лечения и профилактики человека в течение жизни, и будут предлагать их всем гражданам бесплатно.

Если пофантазировать еще немного, первые версии искусственных хромосом будут включать в себя только гены, устраняющие угрозы здоровью. Но, когда первое поколение людей с 24 парами хромосом окажется абсолютно нормальным и безупречно здоровым, генетике разрешат усиливать различные полезные качества. Тогда в дополнительной хромосоме появятся гены, программирующие долголетие, симметрию и красоту тела, заостряющие разум, – хотя все это в пределах тщательно просчитанных лимитов. После разного рода усовершенствований технологию выведут на высокий уровень точности и эффективности. Единственный ее недостаток в том, что люди с двадцатью четырьмя хромосомными парами не смогут давать общего потомства с теми, кто носит устаревший хромосомный набор, если только те не согласятся на генетическую модификацию, которой многие будут сопротивляться. И вновь незапланированным последствием будет видообразование, т. е. деление человечества на два или больше разных биологических вида.

Человечеству предстоит сделать два выбора. Первый – между искусственно направляемой эволюцией и стихийной, второй – разрешить ли видообразование и способствовать ли ему. Идея направлять ход эволюции путем вмешательства в зародышевые клетки может показаться заманчивой, но работа эволюции основана на двух хаотичных процессах, мутациях и дрейфе. Можно утверждать, что при всем безумии такого метода эволюция до сих пор справлялась весьма неплохо. Только вот она действует с геологической скоростью. А модификация зародышевых клеток позволит, как при селекции домашних животных, получить нужный результат гораздо быстрее.

Пожалуй, самый серьезный недостаток активного вмешательства в зародышевые клетки – это риск невзначай подавить великую способность эволюции изобретать новое. Создавая случайные мутации и проверяя каждую, есть ли в ней какая-то польза, эволюция порождает такие новшества, до которых ни один человек не может додуматься. Вместе с тем люди, ответственные за модификацию зародышевых клеток, безусловно, ограниченные медицинской этикой и старающиеся избежать любого риска, неминуемо опутают геном своими консервативными предпочтениями.

Другой важный аспект эволюционного будущего человечества – видообразование – тоже представляет собой мощный генератор новшеств, и значит, удачный способ улучшить в принципе невысокие шансы человечества просуществовать подольше. Прежде наше отношение к родственным видам было простым – истребить. Однако за последние 40 000 лет мы значительно смягчились. Разделение человечества на людей суши и людей моря – млекопитающие уже неоднократно возвращались в океан – не обязательно приведет к розни, так же как и существование двух независимо развивающихся популяций на Земле и на Марсе. Более проблемной представляется ситуация, когда разные человеческие виды занимают одну и ту же экологическую нишу, особенно если один из них почему-либо считается низшим по отношению к другому или находится в подчинении.

У человечества нет единого эволюционного будущего, но много возможных дорог, какие-то из них прокладываются волей случая, другие – выбором самого человека. Мы прошли большой путь. И пойдем дальше.

Эта книга выросла из бесед со многими учеными, которых я интервьюировал, готовя для The New York Times статью о генетике и о происхождении человека. Я глубоко благодарен этим людям, поделившимся со мной знаниями и видением вещей.

Спасибо Питеру Мэтсону из издательства Sterling Lord Literistic, оформившему идею этой книги, и моему редактору из Penguin Press Эмили Луз, оформившей ее структуру. Я также благодарен The New York Times за отпуск, который мне предоставили для работы над рукописью.

Генри Харпендинг, антрополог из Университета Юты, Ричард Клейн, палеоантрополог из Стэнфордского университета и Кари Стефанссон из исландской компании DeCode Genetics любезно согласились прочесть фрагменты рукописи. Я благодарю их за ценные поправки: а в ошибках, что могли остаться, эти люди не виноваты. Я обязан друзьям, прочитавшим книгу в черновике, тем, что они спасли меня от многих ляпсусов. Это были Нэнси Стернголд из Лос-Анджелеса, Джереми Дж. Стоун из компании Catalytic Diplomacy, Ричард Л. Тэппер из Института изучения Востока и Африки Университета города Лондона, моя жена Мэри Л. Уэйд и другие.

Благодарю братьев Веласко из компании 5W Infographic, нарисовавших значительную часть иллюстраций, и Стивена Дьюнса из The New York Times за консультации по инфографике.

Здесь и далее цит. по: Дарвин Ч. Сочинения. Т. 5. – М., 1953. – Прим. ред.

Генетическое древо можно укоренить во времени, если хотя бы одно из его разветвлений датировать по окаменелостям. В нашем случае палеонтология может датировать выделение в особый вид орангутана: это произошло от 12 до 16 млн лет назад. Отсюда можно вывести момент разделения человека и шимпанзе. Гориллы появились 7,3 млн лет назад, примерно за 2 млн лет до разделения человека и шимпанзе. – Прим. авт.

Объем мозга – грубый индикатор, поскольку он связан не только с производительностью интеллекта, но и с рядом других факторов, включая общий размер тела и климатические условия. Из всех современных людей самый крупный мозг у иннуитов (эскимосов), а самый крупный мозг из всех видов людей был у неандертальца. Палеонтологи более склонны использовать другую меру – так называемый коэффициент энцефализации (КЭ), т. е. отношение массы тела к массе мозга. Здесь цифры будут таковы: шимпанзе 2, австралопитеки 2,5, Homo habilis 3,1, Homo ergaster 3,3, современный человек 5,8. Источник: прим. 9.