Коллектив авторов - Романовы в дороге. Путешествия и поездки членов царской семьи по России и за границу

Эта тенденция прослеживается и в статье об экскурсии Петра I с иностранными дипломатами в Петергоф. После подробного описания дворца и программы экскурсии по дворцовым покоям следовала общая оценка культурных достижений русского двора. В ней во всей полноте проявилась суть информационной политики « Europäische Fama ». Несмотря на то, что журнал писал о наличии «каких-то развлечений» и «великокняжеских увеселений» в России, эти мероприятия, по мнению автора, не были так хорошо оформлены и подготовлены, как при дворах иных христианских государей. С одной стороны, констатировалось, что даже при русском дворе существует традиция отмечать не только дни рождения и тезоименитств монархов, но и праздники в честь святых покровителей царских орденов или в память о ратных победах и заключении мирных договоров. Кроме того, журнал уделял особое внимание страсти царя к придворным маскарадам {24} 24 Europäische Fama. 1723. Theil 270. S. 495–498. . Все события, которые в течение первых двух десятилетий XVIII в. стали важными элементами придворной жизни в России, причислялись к приметам европеизации русского двора в целом и праздничного календаря в частности. В этом, кстати, с наблюдателями XVIII в. согласны авторы современных научных трудов {25} 25 Подробнее см.: Агеева О. Г. Европейские образцы и церемониалы русского императорского двора XVIII в. // Россия и мир глазами друг друга: из истории взаимовосприятия / Под ред. А. В. Голубева: в 5 т. М., 2000–2008. Т. 3. М., 2006. C. 249–269; она же . Императорский двор России. 1700–1796 годы. М., 2008. C. 19–51; Hughes L. The Courts of Moscow and St. Petersburg, c. 1547–1725 // The Princely Courts of Europe. Rituals, Politics and Culture under the Ancien Régime 1500–1750 / Ed. by J. Adamson. London, 1999. P. 295–338. . С другой стороны, несмотря на положительную характеристику русской придворной культуры, « Europäische Fama » не мог поставить эту высокую оценку без унизительного комментария об отсутствии культуры в русском народе в целом. В конце концов, авторы приходили к выводу, что во всех помпезных мероприятиях находят отражение и прежние вкусы, которые, конечно, не могли считаться европейцами изысканными. Здесь журнал возлагал надежду на Петра I: его понимание европейской культуры было не только хорошей основой для ее восприятия в среде простого народа, но и являлось отправной точкой для дальнейшего развития стиля придворной жизни в России {26} 26 Europäische Fama. 1723. Theil 270. S. 498–499. .

Реляции европейских дипломатов со всей очевидностью повлияли и на общественное мнение о России на Западе. Последующие отчеты императорских эмиссаров свидетельствуют о том, что именно эти первые экскурсии с русским государем произвели неизгладимое впечатление на венский двор. Когда посол граф Амадей Рабутин в 1726 г. по приглашению Екатерины I побывал в Кронштадте и Петергофе, он отослал читателей своего отчета к более ранним донесениям Кинского и Гохгольцера. Несмотря на подробное описание, уже данное предшественником, Рабутин еще раз упомянул военно-стратегическое значение Кронштадта. Императорский посол назвал положение порта особенно выгодным, так как небольшая глубина моря и окружающие скалы делали его практически недоступным для врага. Кроме того, узкий вход в порт был настолько хорошо защищен от возможного захватчика, что русскому флоту там было нечего бояться. Помимо удачного укрепления порта он отметил хорошее качество конструкции и снаряжение русских кораблей, которые удивили не только его, но и всех присутствовавших шведских офицеров – более опытных экспертов в морском деле. Что касается Петергофа, Рабутин похвалил только «водопады» как самую впечатляющую достопримечательность дворцового парка {27} 27 А. Рабутин – Ф. К. Шёнборну, Санкт-Петербург, 31.VIII.1726, см.: ÖStA. HHStA. StA. RU II. Kt. 2. Berichte 1726 VII–XII. Fol. 183r–183v. .

Краткость описания Рабутина не должна удивлять, так как во время пребывания в Петергофе произошли еще и другие важные события, которые легли в основу серьезных политических изменений в рамках системы международных отношений в Европе. Когда австрийский дипломат вместе с другими путешественниками уже сидел за столом, пришло сообщение о заключении в Вене союза между его государем и Екатериной I {28} 28 Подробнее см.: Некрасов Г. А. Роль России в европейской международной политике 1725–1739 гг. М., 1976. С. 82–104; Нелипович С. Г. Союз двуглавых орлов. Русско-австрийский альянс второй четверти XVIII в. М., 2010. C. 21–33; Kliwar J. Der österreichisch-russische Bündnisvertrag des Jahres 1726. Phil. Diss. Wien, 1921 (рукопись); Leitsch W . Der Wandel der österreichischen Rußlandpolitik in den Jahren 1724–1726 // Jahrbücher für Geschichte Osteuropas. Neue Folge. 1958/1959. Jg. 6. S. 33–91. . По словам Рабутина, российская императрица оказалась «тем более довольна» этой новостью, что теперь она могла «без всяких сомнений доверять дружбе цесаря», и ей не нужно было более «сомневаться в тесной связи» между двумя империями {29} 29 А. Рабутин – Ф. К. Шёнборну, Санкт-Петербург, 31.VIII.1726, см.: ÖStA. HHStA. StA. RU II. Kt. 2. Berichte 1726 VII–XII. Fol. 183v–184v; Брикнер А. Австрийские дипломаты в России. По документам венского архива // Вестник Европы. 1893. Т. 28. № 12. С. 512. . После такой явной демонстрации дружбы со стороны Екатерины I враги сближения между двумя дворами выразили в своих донесениях недовольство этим событием. Француз Жан Маньян, например, утверждал, что русский и голштинский дворы пришли в большой восторг по поводу заключения союза, потому что ожидали больших выгод от этого альянса {30} 30 Ж. Маньян – Ш. Ж.-Б. Флёрио графу Морвиллю, Санкт-Петербург, 31.VIII.1726 // Сб. РИО. СПб., 1888. Т. 64: Донесения французских посланников и поверенных в делах при русском дворе. Ч. 6. С. 401. . Итак, совместная экскурсия Екатерины с иностранными дипломатами стала сценой публичного сближения дворов Вены и Санкт-Петербурга.

Приведенные примеры дипломатических путешествий показали, что Романовы по разным причинам брали на себя роль экскурсоводов при иностранных посланниках. Таким дипломатическим путешествиям придавалась функция индикатора взаимоотношений между приглашающим монархом и двором приглашенного дипломата. В то же время, экскурсии были призваны предъявить дипломатическому корпусу достопримечательности Российской империи, что свидетельствует о политическом характере культурных мероприятий при дворах раннего Нового времени. Поскольку эти события долгое время незаслуженно рассматривались как мелочи на фоне масштабных дипломатических событий, их подробный анализ помогает глубже проникнуть в суть политической культуры и коммуникации в XVIII столетии.

В настоящее время церемониалы дома Романовых XVIII в., в том числе и нововведения этого периода в организации последнего пути императоров и членов их фамилий, находятся в поле зрения историков {31} 31 См.: Агеева О. Г. Петербургский траурный церемониал дома Романовых в начале XVIII в. // Феномен Петербурга: Труды Второй Международной конференции, состоявшейся 27–30 ноября 2000 г. во Всероссийском музее А. С. Пушкина. СПб., 2001. Вып. 2. С. 491–505; Алексеева М. А. Изображения коронационных и погребальных церемоний XVIII в.: изданные и неизданные альбомы // Вспомогательные исторические дисциплины. Т. 26. СПб., 1998. С. 232–240; Логунова М. О. Траурный церемониал в Российской империи в XVIII–XIX вв. Автореф. дисс. … канд. ист. наук. СПб., 2010 (в диссертации представлена подробная историография проблемы, но источниковая база не включает материалы РГАДА). . При этом основное внимание уделяется порядку погребения царствующих монархов, менее изученными остаются церемониалы других представителей императорского дома.