Дмитрий Усольцев - Уголовный кодекс для чайников

4) вещественные доказательства;

5) протоколы следственных и судебных действий;

6) иные документы.

Большевики и – шире – коммунисты были удивительно даровитыми правоведами, создателями законов. Уже в 1917–1919 годах, в разрухе, доставшейся от Николая II, когда немцы захватывали Одессу, когда войска десятков государств вторгались в пределы России, началось создание советского права, массива советского законодательства.

В 1929 году ВЦИК и СНК приняли постановление, в котором выразили основные требования к тому, какими словами и выражениями должно писать законы (нормы права). Они выделили три основных требования:

– ясность (обывательская понятливость);

– точность (однозначность);

– популярность (распространенность).

В сравнении с династией Романовых большевики относились к законотворчеству так, что сложно их обвинить в том, что они хотели, как Романовы, исключительно «стращать и не пущать». Наоборот, как ни странно, но именно после 1917 года было много сделано для развития правовой науки и общественного правосознания.

Важно, чтобы язык закона был естественный и живой, то есть родной, русский. Любые нерусские слова русским общественным подсознанием воспринимаются как мусор (в самом прямом смысле) и сильно отрицательно влияют не только на какие-то высшие пласты, не только на духовность, нравственность, культуру, мораль, разные виды установок (общества) и прочее, но и на совершенно определенные приземленные технические детали сознания, понимания и работы закона.

У Сергея Георгиевича Кара-Мурзы есть по этому поводу текст в его известной книге «Манипуляция сознанием» (глава 17 «Воздействие на оснащение ума»):

«Ницше писал: «Больные лихорадкой видят лишь призраки вещей, а те, у кого нормальная температура, – лишь тени вещей; при этом те и другие нуждаются в одинаковых словах». Когда людей готовят к большой программе манипуляции, снимая их психологическую защиту и усиливая внушаемость, то тем самым у них «повышают температуру». Они, услышав те же самые слова, что и раньше, видят только призраки вещей и явлений. И призраки эти незаметно создаются манипулятором. В это время спасение каждого в том, чтобы не верить призраку и добиться ясного смысла слов. Но ни сил, ни времени на это не хватает. Манипуляторы фабрикуют и вбрасывают в общественное сознание огромный поток ложных понятий и слов-амеб, смысла которых установить невозможно.

При этом манипуляторы тщательно избегают использовать слова, смысл которых устоялся в общественном сознании. Их заменяют эвфемизмами — благозвучными и непривычными терминами. До сих пор (более десяти лет!) в официальных и даже пропагандистских документах реформы не употребляется слово «капитализм». Нет, что вы, мы строим рыночную экономику . Беженцы из Чечни? Что вы, у нас нет беженцев, у нас демократия. Это временно перемещенные лица . А вспомним ключевое слово перестройки дефицит . В нормальном языке оно означает нехватка . Но с помощью промывания мозгов людей уверили, что во времена Брежнева «мы задыхались от дефицита», а сегодня никакого дефицита нет, а есть изобилие. Но пусть бы объяснили, как может образоваться изобилие при катастрофическом спаде производства. Много производили молока – это был дефицит; снизили производство вдвое – это изобилие. Ведь это переход к понятийному аппарату шизофреника. И маскируется этот переход с помощью новояза – извращения смысла слова. Нехватка – это изобилие!

Замена русских слов, составляющих большие однокорневые гнезда и имевших устоявшиеся коннотации, на иностранные или изобретенные слова приняла на радио и телевидении России такой размах, что вполне можно говорить о семантическом терроре , который наблюдался в 30-е годы в Германии. Киллер вместо наемного убийцы, спикер вместо председателя, лидер вместо руководителя, электорат вместо избиратели и т. д. Часто создаются заведомо неприемлемые для русского языка конструкции – лишь бы нарушить строй языка, лишить его благотворной для сознания силы. Вдруг дикторы телевидения начинают называть программу новостей « новостной блок ». Новостной! Простодушно следуют за манипуляторами люди, даже «лидеры оппозиции». Думают, видимо, что так они выглядят современными, овладевают «политическими технологиями». Стали, например, говорить « протестный электорат ». Ломают язык и в то же время самими этими словами создают отчуждение – ведь их коннотация оскорбительна для избирателей. Когда слышишь «протестный электорат», возникает образ озлобленной массы, голосующей в пику властям, и этой массой должны овладеть «лидеры оппозиции».

В русском языке распространен корень «каз»: наказ, заказ, указ, приказ, показ, сказ, оказия, доказательство и т. д. Если к «каз» прибавить «н», то он получает околоправовой смысл: казна, казнь, наказание и т. д. Я жил некоторое время в арабской стране и могу утверждать, что арабский язык, как и русский, является языком древним, богатым и настоящим, т. е. самобытным и, как ни странно, имеющим смысловые и другие связи с русским языком. В арабском языке тоже есть слово «казнь», оно переводится на русский как «судья». Эту тему разбирает Н. Н. Вашкевич [3] Николай Николаевич Вашкевич (род. 1945) – российский арабист, кандидат филологических наук. Автор ряда любительских работ в области лингвистики, не признанных научным сообществом. В данном контексте автор не ищет исторической справедливости, его скорее интересует теория Вашкевича, во многом не лишенная здравого смысла. – Прим. ред . в своей книге «Системные языки мозга»:

Фразеологические козы

Наши козы странностью и разнообразием от наших собак мало чем отличаются. Взять хотя бы ту, что у Сидора была. То ли в огород забрела, то ли еще какую шкоду сотворила, только взял ее Сидор и выпорол, да так нещадно, что бедная коза в поговорку вошла, чем и своего хозяина прославила. Как говорится, нет худа без добра.

Это еще что! У нас есть и служивые козы, которых время от времени отправляют в отставку. Вместе с ихними барабанщиками. То ли по старости, то ли от того, что со служебными обязанностями не справляются.

Еще на козах, как и на собаках, у нас ездят. Мы говорим иногда «на козе не подъедешь», когда не знаем, как подступиться к кому-нибудь, словно коза – это нечто такое, чем обычно решаются дела.

Что и говорить, наши козы не менее загадочны, чем собаки. Пытались разгадать некоторых из них и этимологи.