Романов П.В. - Россия и Запад Том 1 - 2009

Следователей эта информация, думается, не очень удивила. К этому моменту масонство уже широко распространилось как за рубежом, так и в самой России. Многие из упомянутых уже в книге исторических персонажей были масонами. Прусский король Фридрих Великий, Петр III — муж Екатерины, Григорий Орлов — ее фаворит.

В 1787 году немецкая пресса насчитывала в России 145 масонских лож. Учитывая тесную связь русских масонов с заграничными братьями, этой информации можно доверять. Российские ученые документально могут подтвердить существование в этот период чуть более 30 лож, однако следует учесть, что масоны себя не афишировали и документы об их существовании не раз и не два в связи с гонениями уничтожались. Главными центрами масонства являлись, естественно, Москва и Петербург, но в екатерининское время ложи встречались и во многих провинциальных городах, в армии и на флоте.

Георгий Вернадский, один из наиболее серьезных дореволюционных исследователей истории русского масонства, приводит интересные статистические данные о числе масонов в государственном аппарате. В1777 году из 11 членов Императорского совета четверо являлись масонами. В придворном штате Екатерины из 31 камергера —11 масоны, причем во главе их стоял гофмейстер Иван Елагин — известный вольный каменщик.

Примерно такая же картина в Сенате. Масоны есть и в Коллегии иностранных дел, и в Адмиралтейской коллегии, и в Камер-коллегии, и в Ревизион-коллегии, и в Коммерц-коллегии, и в Медицинской коллегии, и в Берг-коллегии. Причем везде речь идет не о рядовых чиновниках, а о бюрократической российской элите, как минимум о начальниках департаментов. Нет масонов только в Военной коллегии, хотя имена двух крупных чиновников, по мнению Вернадского, под вопросом.

В Российской академии в 1787 году из 6о членов — 13 масонов. Масонов легко найти и среди профессоров Московского университета. Вольный каменщик возглавляет Академию художеств. Даже во главе полиции в 1777 году стоит масон Д. Волков. Среди российских губернаторов и наместников, то есть региональной элиты, также множество вольных каменщиков. Общий вывод Вернадского таков:

...В конце 1770-х годов... в ложах участвовало от трети до одной шестой части чиновничества... Кроме того, за прямыми участниками лож стояли, конечно, их знакомые и близкие им лица.

Масонство приходило из разных источников, чаще всего из Англии, Франции и Пруссии, поэтому в России существовали различные по составу ложи (чисто иностранные, смешанные или исключительно русские). Они работали на основе разных систем (английская, шотландская, шведская и всевозможные смешанные варианты), на разных языках, нередко существенно отличаясь (по своим правилам и ритуалам) друг от друга.

Далеко не одинаковыми были и философские воззрения различных масонских кружков. Кто-то стремился постичь «законы разума» и на основании именно этих законов строить свою духовную жизнь. Здесь доминировал рационализм. Таково новоанглийское масонство 1770-х годов, лидером которого был Иван Елагин. Антиподом этого рационализма стал глубокий мистицизм розенкрейцеров 1780-х годов.

Таким образом, говорить о единстве русских масонов можно лишь с большими оговорками. Иногда отношения между представителями различных лож заметно обострялись и даже становились неприязненными. Иван Елагин, критикуя русских розенкрейцеров за их чрезмерную замкнутость, даже сравнивал их с иезуитами:

Не сущее ли сие учение истребленного ордена? В нем сказу-ется беспредельная, но скрытая от знания братиев власть, подобно иезуитскому генералу, в Риме седалище имевшему, но во всех концах земли орденом управлявшему и фанатизмою, ко вреду рода человеческого, повсюду действовавшему.

Судя по всему, Елагина в тот момент что-то уж очень сильно рассердило, потому что сравнить масона с иезуитом было немалым оскорблением.

Обыватель екатерининской эпохи, ничего не знающий о масонстве, как правило, не замечал всех этих оттенков. Мало того что все масоны казались ему одинаково подозрительными, так он еще и ставил знак равенства между масонами и «безбожниками-вольте-рианцами».

Между тем отношение масонов к Вольтеру очень точно выразил в одной из своих лекций московский профессор (масон) Шварц:

Вольтер во всех своих сочинениях учит добродетели: но, имевши несчастье быть воспитан в таком круге, где те, кои должны были защищать свою религию, ее посрамляли и опорочивали, вздумал он, что все такие священнослужители обманщики и плуты, и, вступив в ученый свет еще в малолетстве, заблудился своею остротою и, так сказать, побежав, прошагался.

Таким образом, ясно, что для масонов Вольтер в своем воинственном безбожии «проскочил мимо цели», а потому следовать за ним не имело никакого смысла.

Русский масон екатерининской эпохи был религиозен, но на свой манер. Его не устраивал ни атеизм Вольтера, ни институт православной церкви — ее масоны жестко критиковали, обвиняя церковных иерархов в бюрократизме, меркантилизме и прочих грехах.

Главная задача каменщика заключалась в самосовершенствовании. От вступавшего в братство требовалось добродетельное и твердое поведение. Первые слова присяги ученика в ложе Ивана Елагина гласили:

Клянусь честью моей перед всевышним Создателем света, что, вступив я по искреннему моему желанию в добродетельное общество масонов, пребуду навсегда честным и скромным человеком, добрым, послушливым и миролюбивым оного членом, непоколебимым исповедателем величества и премудрости всевышнего Творца, верным Государю своему подданным, прямым и достойным сыном любезного Отечества моего, мирным и добрым гражданином.

Идеализировать масонство, конечно, не стоит, каждая ложа состояла из конкретных живых людей, а потому там можно было найти все человеческие слабости, как и везде. На тернистом пути самосовершенствования успех ждал далеко не каждого. К тому же в масоны шли не только ради этого. Кто-то шел, потому что надеялся постичь в масонском ордене тайные премудрости древних египтян, иудеев и друидов. Для таких людей моральные вопросы отступали на второй план. Кто-то, прослышав о братской солидарности масонов, рассчитывал таким образом сделать карьеру. Кто-то шел в ложу просто так, от скуки, только потому что еще не изобрели телевизор. Петр III, например, вступил в масоны только потому, что во всем подражал Фридриху Великому.

Строгий отбор учеников позволял масонам большинство таких претендентов отсечь, но и этот фильтр давал сбои. Так что пародии на масонов-алхимиков или масонов — веселых гуляк, а они нередко появлялись в тогдашней российской прессе (некоторые из пародий принадлежали перу самой императрицы), отчасти справедливы.