Ричард Докинз - Капеллан дьявола: размышления о надежде, лжи, науке и любви

Билл был также замечательным натуралистом: казалось, он едва ли не предпочитает общество натуралистов обществу теоретиков. При этом он был гораздо лучшим математиком, чем большинство биологов, и у него была математическая способность визуально представлять себе суть дела, прежде чем переходить к моделированию. Хотя многие из его статей были математического свойства, превосходный стиль Билла отличался своеобразием. Вот что он пишет во введении к переизданию собственной статьи 1966 года “Формирование естественным отбором механизмов старения” в составленной им самим антологии своих работ “Узкие дорожки страны генов” [207] Hamilton, W. D. Narrow Roads of Gene Land, vol. 1 Evolution of Social Behaviour. Oxford, W H. Freeman and Stockton Press, 1996; vol. z Evolution of Sex. Oxford, Oxford University Press, 2001 (текст моей речи помещен в качестве предисловия) . В начале он приводит текст пометки на полях, сделанной на его экземпляре издания 1966 года:

Т. е. стареющее животное должно сползать вниз по своему эволюционному древу: тенденция развития юношеских черт молодого человека дает старую гориллу.

Постарев, он добавляет к этому великолепную, подлинно гамиль-тоновскую сценку:

В связи с этим последнее признание. Я тоже, вероятно, оказался бы трусом, и выделил средства на “геронтологию эликсира жизни”, если бы кто-нибудь смог убедить меня, что на него есть надежда. Вместе с тем я хочу, чтобы надежды не было, и у меня не было такого искушения. Эликсиры кажутся мне антиевгенической целью наихудшего пошиба, не позволяющей нам создать мир, которым смогут наслаждаться наши потомки. Размышляя об этом, я корчу рожи, потираю две непрошено кустистые брови подушечкой, к счастью, по-прежнему противопоставленного большого пальца, фыркаю через ноздри, которые с каждым днем все больше напоминают пучки конского волоса, торчащие из эдвардианского дивана, и, еще не доставая костяшками пальцев до земли, хотя уже самую чуточку, перехожу, ковыляя, к своей следующей статье.

Его поэтическое воображение постоянно проявляется в отступлениях, даже в самых сложных его статьях. И, как и можно было бы ожидать, он очень любил поэзию и знал наизусть немало стихов, особенно Хаусмена. Возможно, он ассоциировал себя в молодости с меланхоличным главным героем сборника “Шропширский парень”. В своей рецензии на мою первую книгу — можете представить мою радость по поводу рецензии от ученого такого уровня? — он процитировал строки:

В конце рецензии он процитировал известные строки Вордсворта о статуе Ньютона в прихожей церкви кембриджского Тринити-колледжа. Билл, конечно, не имел это в виду, но последние слова этого стихотворения подходят к нему не меньше, чем к Ньютону:

Джон Даймонд категорически не соглашался с теми из своих многочисленных поклонников, кто хвалил его мужество. Мужество бывает разным. Бывает физическая стойкость перед лицом поистине жестокой судьбы, стоическое мужество, помогающее переносить боль и унижения, например ведя героическую борьбу с особенно отвратительной формой рака. Даймонд утверждал, что ему не хватало такого мужества (думаю, из чрезмерной скромности, и в любом случае никто не стал бы отказывать в подобном мужестве его замечательной жене). Он даже прибавил подзаголовок “Трус тоже может заболеть раком” к названию своих трогательных и, по-моему, все же смелых воспоминаний о собственном недуге.

Есть и другая разновидность мужества, и Джон Даймонд ее продемонстрировал так, как мало кто другой. Это интеллектуальное мужество: мужество держаться своих принципов даже перед лицом смерти и мучительного искушения искать легкого утешения, которое измена этим принципам, казалось бы, сулит. От Сократа до наших дней людям, которые, руководствуясь разумом, отвергали детский самообман суеверий, всегда приходилось слышать: “Это вы сейчас так говорите. Посмотрим, что вы скажете на смертном одре. Тут-то вы запоете по-другому”. Утешение, вежливо отвергнутое Дэвидом Юмом (как мы знаем из рассказа Босуэлла, который, движимый нездоровым любопытством, посетил умирающего [209] Шотландский писатель Джеймс Босуэлл (1740-1795), впоследствии прославившийся своей биографией Сэмюэла Джонсона, посетил Юма незадолго до его смерти в 1776 году и убедился, что тот по-прежнему считает загробную жизнь неправдоподобной и не собирается вызывать к смертному одру священника. — Прим. пер. ), было в духе его времени. Во времена Джона Даймонда, то есть в наше время, подобную роль играет “альтернативная медицина”, предлагаемая нам, когда нам кажется, что “ортодоксальная” медицина плохо нам помогает или вообще бессильна.

Когда патолог уже сделал свое предсказание, когда оракулы рентгеноскопии, компьютерной томографии и биопсии сказали свое слово и надежда стремительно угасает, когда хирург входит в палату в сопровождении “высокого смущенного человека... в мантии с капюшоном и с косой на плече”, тогда-то над нами и начинают виться стервятники “альтернативной”, или “нетрадиционной”, медицины. Это их час. Здесь они вступают в свои права, потому что надежда сулит деньги, и чем отчаяннее надежда, тем богаче пожива. Справедливости ради замечу, что многими распространителями шарлатанских лекарств при этом движет искреннее желание помочь. Настойчиво донимая тяжелобольных, навязчиво предлагая им срочно принимать какие-то таблетки и снадобья, они демонстрируют искренность, которая выше жажды поживы тех шарлатанов, на которых они работают.

Вы пробовали хрящ кальмара? Официальные врачи его, конечно, презирают, но моя тетя на нем по-прежнему держится, хотя два года назад ее онколог сказал, что жить ей осталось всего месяцев шесть (ну да, раз уж вы спросили, она еще проходит радиотерапию). Или вот, есть еще замечательный целитель, который лечит наложением ног, это дает поразительные результаты. Все дело тут, очевидно, в том, чтобы настроить свою холистическую (или голографическую?) энергию на одну волну с естественной частотой органических (или оргонических?) космических вибраций. Вам нечего терять, так почему бы не попробовать? Курс лечения стоит всего пятьсот фунтов — может показаться, что дороговато, но что такое деньги, когда на карту поставлена жизнь?