Ганс - Сексуальная жизнь в Древней Греции

Всякий, кто является ярым приверженцем иудейско-христианского учения о том, что нравственность человека состоит в «умерщвлении плоти», в приобщении путем причастия к вечному блаженству с бесполыми ангелами, кто рассматривает благочестие как высшую награду в последующей жизни души после земной кончины, с большим трудом воспримет мысль о том, что существует связь между религией и эротикой. И все же такая связь существует, и очень интимная. Протестантская церковь в ее скучном суровом ограничении содержит в своих внешних формах знание того, как отделить эротику от религии. То, что большинство исповедующих протестантизм ни в какой форме не осознают эротической основы их религиозности, вовсе не означает, что в подсознании их полностью отсутствуют эротические вибрации и что эти вибрации, хотя и трудноуловимые, весьма действенны. Но те, кто знаком с католической практикой в католических странах, могут видеть, что многое из словоупотребления, если не большинство, восходит к природным и, следовательно, понятным людям представлениям, которые в большой степени коренятся в эротике, что конечно же не отмечается на сознательном уровне адептами католической религии, но бросается в глаза внимательному наблюдателю гораздо больше, чем в случае с протестантизмом. Католическая церковь сталкивается с этим фактом, и этим по большей части объясняется ее невиданный успех. Вспомните о тайне исповеди!

С эротическими представлениями мы встречаемся уже в рассказах о происхождении мира. В соответствии с картиной мира Гесиода, не один бог создал Вселенную, но после того, как разверзся неопределенный и беспорядочный Хаос, возникли широкогрудая Земля и Эрос, «наиболее прекрасные из всех бессмертных, которые правят умами и деяниями всех людей и богов». И уже Любовь, этот естественный закон Существования, отделила мужское начало от женского, восстала, чтобы соединить их вновь и образовать пару, а вследствие этого воссоединения и зарождения стали появляться одно поколение за другим.

Греки называли небо Ураном, понимая под ним творящую силу, которая пронизывает землю, орошая ее теплом и влагой, вследствие чего земля рождает всякое живое существо. В «Данаидах» Эсхила мы читаем: «…Чистое небо жаждет пронизать землю, и любовь покрывает землю и стремится к воссоединению; дождь, падающий с неба, оплодотворяет землю, которая родит смертных и пищу для скота и дары Деметре».

Плодом соединения Урана и Геи стали титаны, количество которых разнится и которые представляют собой стихийные силы земли, неба и моря. Затем они породили киклопов (не путать с гомеровскими киклопами), представителей мощных сил природы, а также гекатонхейров, сторуких гигантов. Киклопы и гекатонхейры постепенно стали слишком могучими и опасными для своего отца, и тогда греки придумали поистине грандиозный миф. Отец сбросил этих монстров в глубь земли. Но земля призывает своих сыновей титанов отомстить за поруганную материнскую честь; так страстная любовь превращается в жестокую ненависть, готовую мстить. Но у сыновей не хватает духа поднять руку на отца, и лишь один хитрый сын Кронос соглашается выступить против отца. Мать дает ему огромный острый серп. Кронос высвобождается, и, когда Уран пристраивается на ночлег к Гее, Кронос прыгает на него из потайного места, отрубает его мощный детородный орган и выбрасывает его прочь. От струящейся крови земля родит эриний, гигантов и мелийских нимф, духов мести, вражды и кровавых дел. Отрезанный орган падает в море, и из белой его пены родится самая прекрасная богиня Афродита.

Несмотря на то что религиозные реформаторы, вроде Ксенофана и Пифагора, вновь и вновь указывали на то, что для смертного слишком невероятно следовать греческой концепции мира богов, они все же не имели большого успеха. Люди уже твердо приняли эту эротическую концепцию о своих богах, полагая, что поэты лишь художественно обработали и представили им это учение.

Учение о греческих богах, может быть, не выдерживает критики с точки зрения морали, но эти эстетические представления, доведенные до крайности, и их представления о счастье есть не что иное, как возможность, несмотря на болезни, старость и смерть, ощущать полноту жизни и радоваться красоте и изяществу истинного эротизма. Слова Шиллера о том, что «в те времена ничто не было так свято, как Красота», – фактически ключ к пониманию греческой мифологии и греческого образа жизни.

Следует твердо держаться этого понимания происхождения богов, если мы хотим воспринимать бесконечные эротические приключения этих богов беспристрастно; далее, не следует забывать, что Греция была разделена на множество мелких полисов, каждый из которых имел собственную историю. В нашу задачу не входит описывать все эти истории; мы приводим наиболее значимые эротические мотивы греческой мифологии, даже не пытаясь охватить их в полном объеме.

Начнем с Зевса, верховного бога света и отца всех богов и людей. В основе его многочисленных браков и любовных приключений лежит представление об оплодотворяющей влаге неба, представление, которое, естественно, со временем забылось; кроме того, многие выдающиеся фамилии с понятным тщеславием возводили к Зевсу свою родословную. Наконец, из всего этого осталась лишь эротическая сердцевина, и таким образом Зевс оказался устроителем и благодетелем бесчисленных смертных и бессмертных женщин и девушек, к чему постоянно обращались поэты и художники в чувственных образах. Здесь же кроется причина постоянно вспыхивающей ревности его жены и сестры Геры; кроме того, именно Зевс, украв красивого троянского царевича Ганимеда, освятил любовь к мальчикам верховной властью Олимпа. Мы уже говорили о ревности Геры и, если бы рассматривали бесчисленные амурные похождения Зевса с точки зрения человеческой морали, вряд ли стали бы винить Геру за это. Поэзия не уставала прославлять союз Зевса и Геры. В религиозном культе их брак праздновался весной как «священный брак», благословенный брак двух высших сил, в котором землю следует благодарить за неисчерпаемое плодородие.

В память об этом святом супружестве во многих местах Греции весной проводились праздники с цветами и гирляндами; несли изображение Геры в свадебном наряде, для нее готовили брачное ложе, увитое цветами, короче, все готовилось как для обычной свадьбы, поскольку та небесная свадьба служила образцом свадьбы для смертных.

Однако даже эта божественная свадьба не проходила без бури и непогоды, что с космологической точки зрения было логическим следствием значимости этих божеств как стихийных сил. Ведь в Греции атмосферные явления, такие, как дождь, буря и непогода, проходили с особой силой и внезапностью, так что идея раздора между двумя небесными силами была весьма понятной. Греческие поэты наивно и живо очеловечивали эти силы. Так, уже Гомер сцену ссоры между супругами в конце первой книги завершает такими словами Зевса: «Ты же безмолвно сиди и глаголам моим повинуйся! / Или тебе не помогут ни все божества на Олимпе, / Если, восстав, наложу на тебя необорные руки» [55].