Инесса Гольдберг - Тайны почерка, или Что на роду написано

Интеллектуальное усилие, конечно же, было основано на логике и рациональности, но все проведено было благодаря сверхупорству. О способности к возрастающему интенсивному усилию свидетельствует та самая «Т», распростертая вдоль всей подписи.

Почерк и подпись передают некую, казалось бы, «ограниченность» автора, даже его консерватизм, но в них есть жесткая самодисциплина, целеустремленность, интеллектуальная смелость и некая агрессия, которая не позволяла ему уступить и сдаться. Тупое же окончание штриха подтверждает бескомпромиссное упрямство и склонность к интеллектуальному усилию.

Несомненно, в почерке и подписи Эдисона есть настоящее свидетельство обсессивности, почти болезненной упертости на пути к перфекционизму.

Как показывает почерк, и это удивительно, Томас Эдисон стал Эдисоном вовсе не столько благодаря творческому «полету», интуитивному чутью первооткрывателя или природной креативности, этого не было у него «написано на роду», он добился многочисленных успехов в науке благодаря своей идеальной расположенности к очень монотонному, рутинному, поистине нудному труду, своей умопомрачительной занудливости во всем, с чем соприкасался в жизни.

А еще – за счет своей толстокожести. Нервная система этого человека, как свидетельствует почерк, устроена таким образом, что обладает очень высоким порогом возбудимости. Это означает, что только самые сильные и заметные внешние раздражители могли преодолеть этот порог, остальное просто не замечалось. Это давало личности способность к максимальной концентрации – человек в таком состоянии может работать почти сутками, почти ничего не замечая вокруг, поскольку внутренний «раздражитель», то есть интерес, намного мощнее внешних.

При всем этом ученый не был «не от мира сего», наоборот, Эдисон был человек максимально конкретного склада мышления, прикладных интересов, и можно не сомневаться, что область реальности и экспериментов увлекала его гораздо больше, чем отдельно взятые идеи и концепции.

Эдисону с его упертостью и дотошностью в поисках перфект-результата повезло: несмотря на то, что обычно совершенство – это утопия, в своих научных опытах ему, по сути, удалось доказать обратное!

Почерк обнаруживает чувствительность к мнению окружающих, критике, обидчивость, очень ревностное отношение к своему имиджу, острую потребность держать марку. Ни капли грубоватости или простоты – очень внимательное, критическое, взвешенное, даже осторожное отношение к каждому своему слову, каждому действию.

Становится ясно, он не писал песни для себя – он страстно хотел признания, понимания и одобрения. Его индивидуализм и протест были частью социальной маски, необходимости произвести впечатление (и это типично для артиста).

Почерк говорит о том, что эффект «настоящести» этого артиста обязан именно его умению притворяться, искусственно маскировать свое сокровенное Я, надевать желаемый облик. Свое настоящее скрыто под толщей этих «масок», под настоящей «броней». Это ни в коем случае не лживость, это естественный защитный механизм, когда человек не может по-другому, когда, опасаясь или испытывая затруднения с проявлением полной откровенности, он играет нарочитую роль, сам до конца не отдавая себе в этом отчет.

Пожалуй, видя такой «осознанный» процесс письма, свидетельствующий о постоянном самоконтроле и оценке себя, каждого своего жеста со стороны, можно прийти к выводу, что, какими бы ни казались на первый взгляд песни Высоцкого настоящими, – для самого автора это были прежде всего акты лицедейства, это не был он настоящий.

Ключевое слово, таким образом, в его творчестве и, прежде всего, судьбе – игра. В ней, в перевоплощении был главный смысл и, конечно же, главный психологический механизм этой личности. Внутренне Высоцкий был несвободным человеком, скованным, закрытым, обособленным и сентиментальным.

Мы можем теперь лишь предполагать, что происходило в его жизни, но именно его эмоциональная уязвимость, восприятие жизни не логикой, а чувствами, могло усложнить ему жизнь, дав склонность к драматизации и депрессии.

Размеры этого почерка удивляют, он настолько мелкий, что его можно было бы назвать почти микроскопическим. В целом такой признак склоняет к аутистичному компоненту в личности. Однако вместе с этим в почерке, безусловно, есть округлость, украшенность и нормативность форм – нарциссические нотки и внимание к своему Я. Присущие же почерку контроль, ровность, умеренная скорость и сдержанность в движении добавляют личности оттенки рациональной рассудочности.

Для почерка Достоевского также характерны следующие признаки: небольшие расстояния между строками, прямое штрихообразование, а также нажим, который колеблется между энергично-естественным, неестественным-однотонным и некоторыми моментами полного расслабления.

Такая разница в видах нажима свидетельствует, похоже, не только о душевной напряженности, которая овладевала Достоевским, но отчасти и о его неврологическом состоянии (склонности к эпилепсии).

Его личность находится в настолько зажатом, направленном внутрь себя состоянии, что приходится говорить о настоящих запретах и табу, а также о самокопании, вплоть до склонности бередить свои душевные раны. Спасают разве что присущие Достоевскому внутренняя рассудочность и критичность, которые-то и позволяют осознание и объективное созерцание происходящего на фоне тихой самовлюбленности, лелея свой идейно-иллюзорный мир (который графологически проявляется посредством украшенных аркад в верхней зоне почерка).

Такие признаки, как уменьшенная нижняя зона, а также временами подмена аркадами, гирляндические элементы свидетельствуют о монашеской сдержанности, а также о направлении своей деятельности в социальную область, чтобы там реализовать лучшим образом свои качества.

Эти вещи очень закономерно сочетаются с признаками некой подавленности, ущербности, хронического чувства вины, будто человек ощущает себя плохим, недостойным, преступником или грешником.

В почерке нет и доли ощущения своего величия, наоборот, присутствует острый дефицит любви и приятия, которых, по-видимому, ему не хватало с детства. Это, а также, возможно, приступы болезни, могло повлиять на то, что мы наблюдаем: уход от людей, уход в себя, желание стать всего лишь незаметным человеком, наблюдателем, находящимся в тени, на заднем плане.