Комиссия по борьбе с лженаукой и фальсификацией - В защиту науки (Бюллетень № 5)

Разумеется, телевидение — не единственный институт, испытавший на себе деформации периода 90-х годов. И в нашей педагогической среде тоже проблем немало. Не так давно в Санкт-Петербургском гуманитарном университете профсоюзов мы обсуждали эти проблемы с Владимиром Путиным. В ответ на мою реплику: «Телевидение — враг педагога» гость пошутил: «Может быть, это брак педагога?» С такой постановкой вопроса спорить трудно. Правда, только в Петербурге за последние 2–3 года рынок из полутора тысяч учительских вакансий оказался полностью заполнен юными выпускниками вузов города. Не оказались бы они браком телевидения…

В той беседе Владимир Путин заметил, что государству в одиночку с проблемами нравственного климата в стране не справиться. Нужны усилия всего общества. Это, конечно, так. И все же школа, вуз сейчас стремительно реформируются. Педагогическая общественность страны и понимает новые требования со стороны общества, государства, и осознает свои новые задачи, и ощущает ответственность. Может быть, и телевидению пора ощутить и осознать что-то подобное?

Коммерческий успех и рейтинг следует признать важными, но не главными критериями эффективности управления телеканалами. Хотят того телеменеджеры или нет, но их производственные функции — не только информировать, развлекать, зарабатывать деньги, но и просвещать, воспитывать. И государству пора в этой связи вспомнить о своей ответственности за морально-нравственное здоровье нации.

Недавно я столкнулся с новым термином — sexy-science. Не подумайте чего дурного. Знающие люди объяснили мне, что «sexy» — это просто синоним привлекательной, притягательной информации, в том числе и научно-популярной. Впрочем, иногда этот термин интерпретируют буквально: в 2008 г. на телеканале «Культура» прошел английский документальный сериал «Голая наука»; в целом — неплохие фильмы и вполне sexy. В общем, налицо желание научных журналистов и создателей медийных продуктов продавать обывателю науку в яркой, кричащей, а местами — пикантной упаковке. Для тех, кому за 40, кто вырос в традиции классической научной популяризации, это явление новое. С ним надо разобраться или, по крайней мере, его следует обсудить.

Нет сомнения — современную науку нельзя делать за монастырскими стенами, ей нужна связь с обществом. В особенности это необходимо естественным наукам, которые трудно представить сегодня без дорогостоящих приборов, следовательно, без государственной поддержки, которая (даже у нас) нередко ориентируются на общественное мнение.

Один из элементов связи науки и общества — это журналистика. Она выполняет свою функцию при любом режиме. В тоталитарном обществе, где направление и скорость развития науки определяются «сверху», журналистика прикрывает и оправдывает, как правило, военный характер научных исследований. В демократическом обществе СМИ информируют людей о состоянии научных исследований, позволяя властям и меценатам принимать решения о финансировании тех или иных ветвей науки.

Поэтому, хотят ученые или нет, их связь с общественностью в основном происходит через посредников-журналистов. А журналистики, как известно, нет без сенсации. Таков этот жанр. Продукт журналиста живет сутки, в лучшем случае — месяц. Чтобы твое сообщение и имя не затерялись в потоке новостей, ты должен быть первым, а сообщение — ярким. В конце концов, сенсация — это не более чем новость, производящая сильное впечатление. Однако, пытаясь преподнести научную новость в сенсационной упаковке, журналисты в большинстве случаев искажают её. Свежие примеры всегда перед глазами.

Все помнят, как летом 2008 г., накануне запуска Большого адронного коллайдера поднялась волна сообщений о возможности создания в нем черной дыры. Даже видеоклипы появились: дыра поглощает Швейцарию, затем Францию, а там уж и весь земной шар. Журналисты не поняли или не захотели понять, что предполагаемые черные дыры не проживут и миллиардной доли секунды, не смогут поглотить и грамма вещества, прежде чем безвозвратно исчезнуть. А в результате всех этих публикаций создатели самого грандиозного научного прибора стали выглядеть дураками.

Вторая свежая история связана с астероидной опасностью. Как известно, в пятницу, 13 апреля 2029 г. мимо Земли должен пролететь астероид Апофис размером около 400 м. Сейчас шанс его столкновения с Землей оценивается как невысокий, но все же некоторые инженеры и специалисты по космической динамике разрабатывают проекты разрушения астероида или его отклонения от встречи с нашей планетой — так, на всякий случай. При этом некоторые инженеры черпают данные об астероиде из газет. А почему бы и нет? Однако вышел казус: одна из наших центральных газет написала, что размер Апофиса 400 км (километров!). Видимо, буква «м» показалась журналисту недостаточно солидной, несенсационной, и он заменил её на «км», возможно, даже неосознанно. Замечу, что астероидов такого размера в окрестности Земли вообще нет. А теперь представьте себе, какая проблема встала перед инженерами: ошибка журналиста увеличила массу опасного астероида в миллиард раз! Но инженеры честно пытались решить эту проблему и даже публиковали свои проекты. Единственное оправдание для неграмотного журналиста в том, что, наметив планы спасения от такого гигантского космического гостя, инженеры смогут справиться и с менее крупным телом. Подождем, осталось недолго.

А пока продолжим разговор о сенсациях вокруг научной работы. Я и многие мои коллеги считаем, что сенсационная шумиха — это яд, причем не только для высокой науки, но и для её популяризации.

Журналистам следует помнить: настоящий ученый боится сенсации! Возьму на себя смелость утверждать, что сенсация — это лакмусовая бумажка, позволяющая выяснить качество научного работника даже в том случае, если вы ничего не понимаете в его науке. Предложите ученому опубликовать на основе полученных им результатов «сенсационную статью» и посмотрите на его реакцию: если он с жаром одобрит эту идею, то будьте осторожны — скорее всего, перед вами «околонаучный» работник.

Понимаю, что пример — это не доказательство, но всё же перескажу одну историю из книги Кипа Торна «Черные дыры и складки времени: дерзкое наследие Эйнштейна» (М.: Изд-во физ. — мат. лит-ры, 2007. Гл. 14). Торн в своей книге вспоминает о том, как новое направление теоретической физики родилось… по заказу научнофантастической литературы. Речь идет о теперь уже широко известном эпизоде 1985 г., сопутствовавшем созданию романа Карла Сагана «Контакт», который повествует о первом контакте человеческой расы с внеземной цивилизацией. Саган задумал перенести свою героиню на расстояние нескольких световых лет почти мгновенно и попросил Торна как специалиста по гравитации проконсультировать его — возможно ли такое в рамках современной науки. Сначала Кип Торн ответил категорическим «нет», но затем…Не хочу полностью пересказывать эту замечательную историю, чтобы не лишать вас удовольствия прочитать её «из первых рук» в замечательной книге Торна. Скажу только, что размышления над вопросом Сагана привели Торна к мысли о червоточинах (warmhole) — гипотетических «туннелях» в пространстве-времени, обеспечивающих кратчайший путь между удаленными точками во Вселенной. Пытаясь сконструировать червоточину, Торн и его ученики поняли, что для этого потребуется экзотическое вещество со свойством антигравитации. В те годы это было чистейшей фантастикой, но спустя дюжину лет стало активно обсуждаться космологами в связи с открытием ускоренного расширения Вселенной. Однако дальше — больше. Одним из свойств червоточин оказалась возможность с их помощью путешествовать во времени. Но машина времени — не просто фантастика, а чистейшей воды фантазия! Торн задумался о репутации ученого…