Моника Спивак - Мозг отправьте по адресу...

Казалось, дело на мази. Теперь Бехтереву надо было аккуратно провести свою грандиозную идею через все инстанции так, чтобы ее никто не перехватил. Мысль о том, что Пантеон следует учредить только в составе ленинградской Психоневрологической Академии и нигде больше, повторяется в бехтеревских документах многократно и с особой настойчивостью:

Инициатива создания Пантеона СССР проявлена Президентом Государственной Психоневрологической Академии В.М. Бехтеревым. <���…> Поручение организации Пантеона Государственной Психоневрологической Академии как специальному научному и образовательному учреждению представляется наиболее целесообразным. Уже <���…> было указано на желательность поручения этого дела Государственному рефлексологическому институту по изучению мозга. Институт мозга является той частью Психоневрологической Академии, которая располагает фактически всеми необходимыми для организации и работы Пантеона данными: в здании Института имеется соответствующее для размещения Пантеона помещение музейного типа. Имеется и налаженный аппарат для всестороннего изучения мозга и изготовления его музейных препаратов – Психоневрологическая Академия с Институтом мозга располагает как руководящими ценными специалистами в этой области, так и совершенной техникой научной работы в специально оборудованных лабораториях. Эти обстоятельства позволяют Психоневрологической Академии приступить без промедления к работе, избегнув длительного подготовительного периода, что к тому же поведет к экономии средств. <���… > Комитет организуется Психоневрологической Академией. <���… >

Музей Пантеона помещается в Психоневрологической Академии…

И наконец, мозги со всего Советского Союза направляются только «в адрес Психоневрологической Академии».

Опасения Бехтерева, что идею украдут и что плодами его труда воспользуются другие, были, как показала история, отнюдь не беспочвенны. Впрочем, осенью 1927года еще ничто не предвещало неприятностей. Беда пришла с самой неожиданной стороны.

В ночь с 24на 25декабря 1927года, в 23часа 45минут, «в Москве, в квартире проф. Благоволина скончался <���… > академик В.М. Бехтерев, приехавший в Москву из Ленинграда на психоневрологический съезд». [79]Обстоятельства и причины этой скоропостижной кончины были не вполне ясны, а для многих странны и подозрительны. [80]Поговаривали об отравлении, но официальная версия гласила, что смерть наступила от паралича сердца. Газеты подробно информировали о ходе похорон, которые почему-то поспешно решили проводить в Москве. Сразу же начались мероприятия по увековечению памяти В.М. Бехтерева. Сообщали, что «созданному академиком Бехтеревым институту по изучению мозга будет присвоено имя покойного», что «в Патолого-Рефлексологическом институте им. Бехтерева устанавливается его бюст» и т. д. Не обошли вниманием, конечно, и его последний проект: «Предположено также присвоить имя академика Бехтерева организуемому Всесоюзному Пантеону, идея которого принадлежит покойному»…

В «Известиях» печатается небольшая заметка, озаглавленная «Вскрытие мозга». В ней извещалось о проявленном полном уважении к воле покойного, зарекомендовавшего себя и при жизни последовательным борцом с традиционными способами погребения и выступавшего против нерационального закапывания мозга в землю, на съедение червям:

25декабря состоялось совещание видных представителей медицинского мира Москвы с участием профессоров Россолимо, Минора, Абрикосова и др. Совещание решило исполнить волю покойного о передаче его мозга в институт мозга в Ленинграде. В тот же день проф. Абрикосов произвел вскрытие черепной полости акад. Бехтерева и извлек его мозг, который временно помещен в патолого-анатомическом институте IМГУ. Скульптор Шадр сделал гипсовый слепок с лица покойного. [81]

Чуть позже за краткими информационными бюллетенями последовали обстоятельные статьи-некрологи, развернутые и концептуальные. Естественно, горестная кончина инициатора создания музея мозга увязывалась с судьбой его последней идеи, осмыслялась как своеобразная искупительная жертва «неведомому богу», в данном контексте – социалистическому.

Покойный был неутомимым, неугомонным организатором до последнего дня своей жизни. Его главное детище – Рефлексологический институт в Ленинграде, который отныне будет носить его имя. Последние годы он был особенно занят расширением работы этого института… созданием пантеона великих людей, – писала в январе 1928 года «Красная нива». – По идее Бехтерева, в этом пантеоне должны быть собраны и научно исследованы мозги общественных деятелей Советского Союза. По жестокой иронии судьбы, первый мозг, который войдет в этот пантеон, будет мозг самого В.М. Бехтерева.

Бехтерев завещал сжечь себя и сохранить свой мозг для Института. Пепел и мозг – вот что получил Институт от своего основоположника и неизменного руководителя. [82]

Итак, завещанный Институту мозг идеолога Пантеона должен был стать своеобразной символической «строительной жертвой» в основании Пантеона и совсем не символическим, а вполне реальным экспонатом номер один. «Пантеон мозга Бехтерева» был бы тогда уже во всех смыслах бехтеревским…

Однако этого не произошло. Судьба опять распорядилась иначе. «Пепел и мозг» – это оказалось действительно всем, «что получил Институт от своего основоположника и неизменного руководителя». Масштабная идея создания Пантеона СССР была, как и опасался Бехтерев, присвоена другими «энтузиастами». Но и здесь события разворачивались постепенно…

28января 1928года на заседании Секретариата ЦИК был заслушан вопрос об организации Всесоюзного Пантеона при ЦИК Союза ССР. Постановили: «Для рассмотрения вопроса об организации Всесоюзного Пантеона при ЦИК СССР образовать комиссию в составе: Председатель: Н.И. Пахомов. Члены: т. М.Н. Покровский, т. А.В. Луначарский, т. Н.А. Семашко». [83]

В феврале крупного партийного и государственного чиновника, ректора Коммунистической академии и Института красной профессуры, историка М.Н. Покровского, наркома просвещения А.В. Луначарского и наркома здравоохранения Н.А. Семашко обязали ознакомиться с бехтеревскими документами и в кратчайший срок дать по ним заключение. Ни Покровского, ни Луначарского, судя по их реакциям, идея Пантеона в особый восторг не привела. Покровский вообще ушел от ответа, предложив «передать этот вопрос на заключение Комакадемии», [84]а Луначарский ответил, но весьма уклончиво: