Моника Спивак - Мозг отправьте по адресу...

В незаконченной «Поэме о ГПУ» он предлагал справедливым и прозорливым сотрудникам этого учреждения незамедлительно разобраться с убийцами Маяковского: «Расследовать черное дело, / как тысячи черных дел». Впрочем, у сотрудников Института мозга, интервьюировавших Асеева, эта точка зрения на смерть поэта не нашла поддержки…

Масштабы деятельности Л.А. Кассиля по увековечению памяти Маяковского были не столь велики. Он не так много общался с Маяковским, но и ему было что вспомнить. Его книга «Маяковский – сам» (М. – Л., 1940),ориентированная на читателя-подростка, и мемуарный очерк «На капитанском мостике» [169]имели резонанс и пользовались популярностью – прежде всего потому, что патетика была разбавлена в них изрядной долей юмора.

Имеется также «беседа» с Артемием Григорьевичем Бромбергом ( 1903–1966), [170]проведенная, как уже говорилось, Н.Г. Егоровым. Знакомство А.Г. Бромберга с Маяковским произошло только в начале 1930года – в связи с организацией персональной выставки «Двадцать лет работы». А.Г. Бромберг был сотрудником Государственного литературного музея; он помогал Маяковскому в работе над экспозицией, водил по выставке экскурсии, после стал активным участником молодежной «Бригады Маяковского», о чем написал в воспоминаниях. [171]

Из того, что в «деле» сохранились лишь «беседы» с Асеевым, Кассилем, Бромбергом и Бриками, отнюдь не следует, что только ими был ограничен круг интервьюированных. Нам кажется, что к этому перечню опрошенных следует добавить как минимум еще двух друзей-литераторов – поэта-футуриста Василия Васильевича Каменского (1884–1961)и писателя Льва Вениаминовича Никулина (1891–1967).Оба они в 1930-е годы напечатали мемуары о Маяковском, к которым авторы публикуемого очерка постоянно обращаются. Но ряд приводимых в очерке сведений в мемуарах отсутствует. Кроме того, слова Каменского и Никулина порой вводятся в текст оборотами типа: NN «подтверждает», «передает», «рассказывает», «сообщает», «свидетельствует» и т. п. Подобная форма подачи материала, на наш взгляд, косвенно указывает на то, что информация получена устным путем – во время «беседы».

Если о «беседах» с Каменским и Никулиным можно только высказывать предположения, то о проводимых «беседах» с родными поэта (прежде всего – с его сестрой Людмилой Владимировной Маяковской) говорится в тексте очерка недвусмысленно. Кроме того, дважды цитируются слова Ксении Михайловны Синяковой (1900–1985),жены Н.Н. Асеева.

В очерке нередко сообщается о сведениях, полученных от «школьного товарища» Маяковского. Эти сведения касаются прежде всего материального положения семьи поэта, его образа жизни в первые годы после приезда из Грузии в Москву и т. п. Фамилия «школьного товарища» не названа, но можно предположить, что им был Сергей Сергеевич Медведев (1891–1970),впоследствии ставший известным химиком, академиком АН СССР (1958). В период дружбы с Маяковским он учился в Третьей московской гимназии, увлекался чтением запрещенной литературы и занимался революционной пропагандой. «Моя сестра и старшая сестра Маяковского, Людмила Владимировна, были однокурсницами и подругами по Художественно-промышленному строгановскому училищу. Летом 1906 года, когда Маяковские переехали в Москву, мы познакомились через сестер семьями. Кроме нас, знакомых у Маяковских в Москве тогда почти не было, и в первое время я был единственным приятелем Володи… – вспоминал С.С. Медведев. – Я не могу сказать, что мы были с ним очень близки: я учился в другой гимназии, в шестом классе, был на два класса впереди его, но мы с ним сошлись и сдружились, поскольку наши интересы совпадали». [172]Именно Медведев привлек Маяковского к участию в издании рукописного нелегального журнала «Порыв», выпускавшегося учениками Третьей гимназии (Маяковский учился в Пятой гимназии), и к работе в революционных кружках. [173]

В публикуемых материалах фигурируют в качестве информаторов также некие лица, обозначенные буквенными кодами – "Б", «В», "С".Так как «ключа-дешифратора» нет, то приходится устанавливать фамилии информаторов по контексту и содержанию высказываний. Очевидно, что литерой "Б"обозначен упоминавшийся ранее А.Г. Бромберг ("Тов. Б."ведет речь о подготовке выставки «Двадцать лет работы»). "Тов. С." описывает болезненное состояние Маяковского во время его последнего публичного выступления в Институте народного хозяйства им. Плеханова 9апреля 1930года. На этом вечере, принесшем Маяковскому горечь разочарования (аудитория вела себя враждебно), был секретарем и вел протокол заседания Виктор Иванович Славинский (1906–1951),фотокорреспондент, член «Бригады Маяковского». Сохранилась стенограмма его воспоминаний «Последнее выступление Владимира Владимировича Маяковского». [174]Скорее всего, именно В.И. Славинский являлся тем самым «тов. С», слова которого воспроизведены в публикуемом документе. Впрочем, на вечере 9апреля присутствовал также и Павел Ильич Лавут (1898–1979),устроитель публичных выступлений Маяковского и его поездок по стране. [175]

Вычислить информанта "В"гораздо труднее: с его слов рисуется внешний облик Маяковского в канун Первой мировой войны. Литерой "В"мог быть обозначен, к примеру, тот же Василий Каменский, познакомившийся с Маяковским в 1913году, или любой другой, близко знавший и просто изредка встречавший поэта в период его футуристической юности.

Авторы очерка о Маяковском использовали не только сведения, полученные из устных бесед. В ткань повествования введены фрагменты мемуаров и критических статей, которых к середине 1930-х было уже опубликовано немало. К сожалению, все источники цитат нам не удалось установить.

Маяковский являлся излюбленной фигурой советской критики и советского литературоведения. Книг и статей о нем написано во много раз больше, чем о Белом и Багрицком вместе взятых. Десятилетия пристального внимания к Маяковскому принесли свои плоды. Досконально изученной оказалась биография поэта, подробно анализировалось его творчество. Однако преобладающая часть работ о Маяковском имела существенный изъян – жесткую идеологическую запрограммированность. Не вполне свободна от идеологических штампов и биографическая часть публикуемого очерка – он открывается словами Сталина о том, что «Маяковский был и остается лучшим, талантливейшим поэтом нашей советской эпохи».

На пути канонизации Маяковского, начавшейся, в общем-то, сразу после смерти «первого поэта революции», стояли свои знаменательные вехи. Главная из них относится к декабрю 1935года, когда страна узнала, что, по выражению Н.Н. Асеева, «Маяковского Сталин почтил вниманием…» [176]