Моника Спивак - Мозг отправьте по адресу...

Рисунки, при всей их небрежности и неотделанности, отличаются очень большой экспрессией, в особенности в выражении лиц, глаз, отдельных действий.

В общем, они ярко отражают в себе необычайное богатство творческой фантазии. Добавим, что описанные выше наброски являются непременной принадлежностью всех его рукописей, при этом они не всегда имеют прямое отношение к содержанию рукописи.

Приведем в заключение высказывания относительно его одаренности к рисованию одного специалиста-художника, близко его знавшего в жизни. Этот специалист, признавая наличие у него несомненно больших способностей к рисованию, указывает в то же время, что не считает его настоящим художником. Он также подчеркивает, что Э.Г. пользовался рисованием только для иллюстрации своих творческих литературных образов. В отношении самого характера рисунков он высказывает мнение, что Э.Г. владел скорее, так сказать, геометрией рисования, тогда как чувства краски, пластичности не были развиты. Это согласуется с тем, что рисовал почти исключительно карандашом, тогда как писание красками, по-видимому, не удавалось.

ПСИХОСЕНСОРНАЯ СФЕРА

Зрение. В одном глазу (правом) была близорукость, по-видимому, в довольно сильной степени; другим глазом видел хорошо. Очками не пользовался, к глазным врачам не обращался. <���…> Каких-либо недостатков зрения: косоглазия, двоения в глазах и др. – не отмечалось.

Глазомер, по-видимому, был не особенно хороший. Любил стрелять из винтовки, но стрелял неважно. Есть сведения, что в юности играл на бильярде, однако насколько хорошо – неизвестно.

В сумерки видел нормально.

Дальтонизмом не страдал, цвета различал правильно. Любил яркие тона и краски, все основные цвета. Особенно любил ярко-васильковый цвет – электрик. Темных тонов не любил. Можно полагать, что мог улавливать и подмечать тонкие оттенки различных цветов. Это следует из того, что очень нравилось любоваться природой, пейзажами: вспоминал, например, с восхищением о картинах природы в Персии. Любил живопись и хорошо понимал ее (подробнее об этом в дальнейшем).

Несомненно, что на основании вышеизложенного мы должны признать у него наличие высокоразвитого восприятия зрительных ощущений. Мы склонны расценивать этот момент как тесно связанный с одаренностью к рисованию, рассматривая его как психосенсорный элемент этой одаренности. То, что, как указано выше, в его рисунках этот элемент (чувство краски) не находил своего проявления, может указывать на то, что соответствующий ему психомоторный компонент не был развит в должной степени.

Обманов зрения в виде иллюзий и галлюцинаций, так же как и случаев неузнавания формы и значения предметов, не отмечалось.

Относительно зрительной памяти надо полагать, что она была развита, по-видимому, достаточно хорошо. Например, легко запоминал и находил места в книгах, которые читал. Также можно полагать, что прочно удерживал в памяти виденное вокруг. <���… >

Слух. <���…> Острота слуха хорошая, хорошо разбирал шепотную речь. Особой остроты слуха не отмечалось. Слышал одинаково хорошо как высокие, так и низкие тона. Относительно способности определять расстояние и направление по слуху данных не имеется.

Обманов слуха в виде слуховых иллюзий или галлюцинаций, так же как и случаев непонимания смысла и значения слов, не отмечалось. Слуховая память, по утверждениям жены, была очень хорошая. Очень хорошо запоминал и надолго удерживал в памяти слышанное. Легко и в подробностях мог передать то, что слышал. По утверждениям жены, слуховая память вообще превалировала над зрительной. Это можно заключить из того, что рассказывал и охотнее передавал то, что слышал, по сравнению с тем, что видел. В своих разговорах, беседах гораздо больше останавливался на передаче слуховых ощущений, например манере речи, словечках и фразах и т. д., чем на передаче зрительных ощущений. Хорошее развитие слуховой памяти представляется соблазнительным связать с его поэтической одаренностью, в которой она выявлялась, как об этом речь будет ниже, с особенной силой.

Указания на наличие синэстезии [540]звуковых ощущений со зрительными не имеется.

Относительно музыкального слуха и связанных с последним моментов отметим следующее.

По сведениям, полученным от жены, музыкального слуха не было. «Музыкальных мотивов не воспринимал и с трудом запоминал некоторые». Музыкальным по существу не был. Это вполне согласуется с тем, что сам не чувствовал никакого стремления к музыке. Например, всегда подсмеивался над тем, что в детстве папа и мама хотели учить его, «как всякого еврейского мальчика», играть на скрипке, причем ничего из этого не получилось. И в дальнейшем интереса к музыке не проявлял. В особенности не любил оперы, говорил, что «это чепуха, а не искусство». Жена передает также, что сам неоднократно говорил, что у него никакой склонности к музыке нет.

В то же время, когда в доме завелось радио, охотно слушал передаваемую музыку и, по словам жены, быстро начал разбираться в ней. Отличать классическую музыку от музыки более простого пошиба. Из музыкальных инструментов особенно любил слушать духовые, поэтому очень любил слушать музыку Вагнера. Любил также слушать народные песни, главным образом хоровое пение. Жена объясняет это тем, что хоровое пение ассоциировалось у него с романтическими образами из эпохи гражданской войны.

Чувство ритма не было развито. Так, жена передает, что не мог будто бы отличить ритм на три от ритма на четыре счета. При звуках марша никогда не наблюдалось желания идти в ногу с тактом музыки. Ритмическое чувство в движениях также, по-видимому, не было развито.

Таким образом, мы можем констатировать отсутствие развитого музыкального слуха и чувства ритма и отсутствие сколько-нибудь выраженного активного интереса к музыке. В то же время отмечалось удовольствие чисто пассивного характера от восприятия музыкальных впечатлений в отношении определенного рода музыки. Это последнее обстоятельство нимало не противоречит тому, что комплекс высших психических функций, связанных с углубленным восприятием музыкальных впечатлений и переработкой их в музыкальные образы, у него не был развит.

Вестибулярный аппарат. Ориентировка в малознакомой местности была очень хорошая. Во время дальних прогулок был всегда вожаком и указывал путь другим. Ориентировался по различным природным признакам: положению солнца, расположению прудов, деревьев. Очень хорошо запоминал местность, со всеми деталями. В раз посещенной местности ориентировался безошибочно.

Хорошая ориентировка в местности, как нам кажется, тесно связана с его большой любовью к природе вообще. Одновременно из вышесказанного следует, что он хорошо знал и понимал природу, умея ориентироваться по ее признакам.