Ирина Царева - Этот невероятный мир (Истории, которых не могло быть)

А с того момента, как у меня появилась моя любимая внучка, я вообще для себя самой перестала существовать, как будто бы живу новой жизнью. Сейчас я вместе с ней учусь в 6-м классе, и переживаю, когда не могу решить задачу по математике, и когда наша (?!) подружка сплетничает о нас... Зато я знаю, что могу спокойно ходить по улицам, что должна успеть (ведь мне обещан долгий век после смерти) погулять на свадьбе моей Аннушки, которую даже зовут так же, как и меня, и которая, по утверждению окружающих, - "копия бабушки". Я живу еще одну жизнь - и она мне нравится. Сейчас я рассказываю вам эту историю - не верующая ни в какие чудеса женщина - и точно знаю, что того, о чем я написала, в природе не бывает. Почему же это случилось со мной? ГРОМ СРЕДИ ЯСНОГО НЕБА. "Любовь всегда исполнена чудес", - пишет Вера Омельченко из г. Черновцы. Нам было по 15 лет. Мы учились в одном классе. Он был влюблен в меня, я - в другого. Он был гордым, ненавязчивым, однажды объяснившись, и получив в ответ отрежиссированное нашим кинематографом "ты мой лучший друг", он не приставал и два года ограничивался лишь тем, что искал достойные поводы для общения. Иногда я встречала его в самых неожиданных местах, где он "случайно" и вовремя оказывался, чтобы помочь донести мне сумку с продуктами или проводить меня до дома, когда начинало темнеть. Я запомнила один случай, когда мне стало его особенно жалко. И даже по прошествии лет, вспоминая моего друга юности (а я, надо признаться, делаю это довольно часто, когда мне не хватает в жизни тепла и участия), именно этот день и его лицо встают у меня в памяти. Это было лето 1973 года. Мы с мамой и папой отдыхали в Молдавии (ах, какой виноград, какие фрукты, как интересно покататься на волах!) и должны были вернуться только через две недели. Но мама заболела, и папа принял волевое решение - ехать домой. В день приезда я, соскучившаяся по городским лакомствам, понеслась покупать конфеты. Их, конечно, можно было купить везде, но самые лучшие продавались в магазине, который назывался "Ромашка" (тогда вошло в моду делать специализированные магазины и давать им "романтические" названия), и который был далеко от дома. Погода стояла замечательная, ничто не предвещало дождя, когда вдруг сверкнула молния и раздался удар грома, а через несколько секунд короткий летний ливень яростно выплеснулся с небес. Я бросилась к первому же подъезду. В нем стоял мой друг. Наверное мне никогда не описать выражение его лица, когда он увидел меня. В нем отразилась невероятная гамма чувств, но прежде всего это был ужас. Несколько секунд мы смотрели друг на друга, не проронив ни слова, потом он протянул руку и потрогал мое плечо, и только тогда побелевшими губами произнес: "Это ты". Эти два слова были произнесены как констатация факта, и принял он его с какой-то усталой обреченностью. Я, почему-то испытывая непонятный дискомфорт, может быть громче и радостней, чем требовала обстановка защебетала: "Мишка, как я рада тебя видеть! Кто из наших еще в городе?.." и т.п. Дождь, как по мановению волшебной палочки, прекратился, он провожал меня домой, слушая мои "ахи" по поводу Молдавии и отвечая лишь короткими репликами. После этой встречи он долгое время не звонил, не приходил, не попадался "случайно" на улице. Мне стало его не хватать. Избалованная его былой преданностью, я стала скучать по нему. Мы встретились в школе. И одновременно мне сообщили последнюю сплетню: "Мишка уезжает в Израиль..." Мой друг был евреем. У нас в классе были еще евреи, но мы никогда не задумывались на эту тему. Класс был набран из детей интеллигентов, у которых даже рассуждать на тему "еврейского вопроса" было не только дурным тоном и признаком необразованности, но считалось просто постыдным. Дети своего времени мы уважали не тех, у кого были больше бицепсы или больше денег, а тех, с кем было интересно общаться, а потому наши начитанные, способные и веселые одноклассники - евреи были любимы классом. Но мы были патриотами своей Родины, и в отъезде в чужую страну видели предательство и ее, и нашей дружбы. Нам было невдомек, что и Мишка, и его семья, как и другие еврейские семьи, общаются не только с нами, но и на улице, с соседями, в учреждениях, в общем - с другими людьми, которые позволяют себе бросать им в лицо слово "жид". Чужая боль, тщательно скрытая от наших глаз, нам была неведома. Понять, что Мишка, к тому же, еще и не принимает решений в своей семье, а должен следовать вердикту родителей, нам тоже было неподсилу. А даже, если бы он их и принимал, то чего, собственно мы от него ждали? Подвига Павлика Морозова? В общем, невеселое выдалось для него время. Не скажу, чтобы его травили, но холод наш он ощутил в полной мере. Мне было особенно трудно. я прикладывала все силы, чтобы не оставаться случайно наедине с ним. Впрочем, он активно помогал мне в этом, сам всеми силами стараясь избавить нас обоих от разговора без свидетелей. И вообще, на переменах он оставался в классе, стараясь не выходить за дверь, где "оттягивались" все школьники, а по окончании уроков всегда "спешил". Через несколько месяцев он вообще перестал приходить в школу. День отъезда близился. Однажды вечером он позвонил в мою дверь. Очень дорогой мне "предатель" пришел прощаться. Мы сидели с ним в моей комнате и плакали. и тогда он рассказал мне историю, ради которой я и взялась сейчас за перо. "Помнишь лето, подъезд, грозу? В тот день сломалась моя жизнь. Ты уехала, мне было одиноко, я просто сходил с ума. Шлялся по улицам и думал о тебе. Вспоминая всякие эпизоды, пытался представить себе, как мы сейчас могли бы вместе ходить на пляж, кататься на велосипедах, шататься по парку... В конце концов так сам себя распалил, что неожиданно для самого себя сказал: "Я готов отдать все, что у меня есть, лишь бы она сейчас появилась!" Потом прошел еще несколько шагов, и еще раз повторил. А когда сверкнула молния и ударил гром, я впал в какое-то мистическое состояние, вскочил в первый попавшийся пустой подъезд и в третий раз теперь уже прокричал эти слова... И вошла ты. Это было невероятно, ведь ты уехала и тебя не могло быть в городе - я каждый вечер набирал твой номер телефона и проверял... Я думал, что ты - глюк. Но это была ты. Я проводил тебя, а когда вернулся домой, родители мне впервые сказали о том, что документы поданы, все решено, осталось получить визы... Знаешь, в тот момент я даже не успел ничего понять, я окаменел. родители рассказывали мне, как мы будем жить в Израиле, о том, что каждый человек должен жить у себя дома, а не быть нежеланным гостем даже в дорогом для него месте... А я думал: "Это продолжается колдовство. Я хотел увидеть ее - и увидел. А теперь должен заплатить, как и обещал". Понимаешь, я ведь сам сказал, что "готов отдать все!" - значит надо отдать.Читать дальше