Борис Кипнис - Непобедимый. Жизнь и сражения Александра Суворова

Однако строительство было сопряжено с большой дороговизной древесины из-за ее нехватки, кроме того, другие стройматериалы и припасы надо было везти издалека. Из-за этого окончить строительство Фанагорийской крепости предполагалось лишь через четыре года, остальных – через два [1232] Суворов А. В. Документы. – Т. 3. – С. 177–178. . Но не в характере Суворова было долго сидеть на одном месте, и в феврале он отправился в объезд крымских укреплений. Но дороги после дождей были склизки:

«В горах я упал, больно расшиб грудь, колено и чуть не вышиб зубы. Не езжу верхом» [1233] Русский архив. – 1866. – № 7. – Стлб. 967. .

Так он пишет домашним из Севастополя. Увы, даже падение в крымских горах не выбило из полководца надежд на фаворита, и вот он в марте 1793 г. пишет душевное письмо к Зубову:

«Пред выездом моим из С[анкт]-П[етер]б[урга] Ваше Сиятельство мне говорили: мои мнимые клевреты мне больше дружны. Нет, граф [1234] Фаворит был возведен Францем II, императором Австрии и Германии, в графское достоинство Священной Римской империи германской нации в 1793 г. Это был аванс, выданный в надежде, что Екатерина II примкнет к войне с республиканской Францией. Платон Александрович, это благовидность! Под ее покровом жало ядовитее явного злодеяния. Г[раф] И[ван] П[етрович] [1235] И. П. Салтыков, командовавший в Финляндии до Суворова, пытался переложить ответственность за умерших при его командовании на Суворова. оклеветал меня тетрадью, где безстыдно его мертвые стояли на мой щет. Я ж без удовольствия. Хороша дружба! Г[раф] Н[иколай] И[ванович] [1236] Н. И. Салтыков. по многим опытам очень благовиден. Александр] Н[иколаевич] мой друг из молодых, под иной завесой не подходит ли. Вы один честный человек, Господь Бог Вас соблюди!» [1237] Суворов А. В. Документы. – Т. 3. – С. 138.

Сетования нашего генерала вполне оправданны, да вот Зубов не тот человек, от которого стоит ждать помощи или искреннего сочувствия. Ибо фаворит сам зависит от тех людей, на которых ему жалуется Суворов. Кроме того, своими интересами ради торжества героя над врагами при дворе Зубов никогда не поступится. Он не Потемкин.

Именно в эти великопостные недели 1793 г. к Суворову приходит понимание, какую ошибку совершил он два года назад. Еще и до этого иногда инстинктивно понимал он размеры своей житейской и служебной оплошности. Так в середине августа 1791 г. родились строки, очень точно описывающие то, что он сам же и натворил:

В конце года, 12 декабря, в очередном письме к Хвостову Суворов сравнивает с уже умершим Потемкиным главу Коллегии иностранных дел:

«Г[раф] А[лександр] А[ндреевич] Б[езбородко] не столько хитр, но больше мудр, как покойный, и не так предателен…» [1239] Русская старина. – СПб., 1872. – Т. 6. – С. 425.

Хотя вполне несправедливо считает он Потемкина «предательным», но признает его мудрость и ставит ее в заслугу. В Ильин день 1792 г. пишет он снова же Хвостову о своей привычке самостоятельно побеждать беды:

«В крайностях моих и К[нязю] Г[ригорию] Григорьевичу] Орлову, моему другу, я не писывал и ни к кому, токмо после Эклипс [1240] Eclips (фр.) – затмение. блистал.

Особливое при Князе Г[ригории] Александровиче], часто я ему был нужен в виде Леонида» [1241] Суворов А. В. Документы. – Т. 3. – С. 102. .

То есть он косвенно признает, что Потемкин давал ему опаснейшие, но доставлявшие огромную славу поручения, для выполнения которых нужен был и военный талант, и мужество гражданина. Сравнение с царем Леонидом Спартанским, выбравшим гибель вместо спасения в Фермопильском ущелье перед лицом бесчисленно превосходящих персов, лестно для Суворова, возвышает его в собственных глазах и, хочет он того или нет, высоко ставит его начальника князя Таврического, предоставившего ему возможность при Кинбурне, Фокшанах, Рымнике и Измаиле стяжать не только победу, но и великую славу.

И вот теперь в Херсоне, в тех самых местах, где благодаря Потемкину протекли, как герой наш тогда считал, его славнейшие дни и деяния, Суворов поступил как было должно и человеку, и христианину:

«О Пасхе: я кланялся мощам той особы, которая, отнюдь не касаясь протчего, находила во мне свойственные мне достоинства…» [1242] Суворов А. В. Письма. – С. 251.

Если бы Суворов знал, что более терпеливого, более ценящего его достоинства начальника, чем Потемкин, ему никогда не встретится, наверное, он смог бы без каких-либо оговорок воздать должное своему покойному фельдмаршалу.

Еще один вопрос с лета 1792 г. постоянно находился в поле зрения полководца: революционная Франция. В конце апреля правительство жирондистов объявило войну королю Богемии (Чехия) и Венгрии, подчеркивая, что воюет с монархом, а не с народом Австрийской империи. Вскоре в войну вступила и Пруссия. Пожар разгорался. В письме от 1 июня к Хвостову есть весьма характерная фраза:

«От пр[очих] – франц[узские] вести (пишет Сим[анский]) не веселы, будто походит к Лафаету» [1243] Суворов А. В. Письма. – С. 230. .

Судя по всему, речь идет об усилении революционных настроений в стране в связи с начавшимися неудачами французских войск, зачинщиком волнений все реакционеры считали вождя революции в 1789–1790 гг. маркиза М. Ж. Лафайета. События развивались бурно: 10 августа восстание парижан и батальонов добровольцев, пришедших в Париж для отправки на войну, свергло королевскую власть. Герой наш узнал об этом лишь из письма Хвостова от 1 сентября:

«Площадной слух, запрещаемый правительством, но довольно верный, что неистовство французское дошло до последних границ, и короля и фамилии не стало» [1244] РНБ ОР. Ф. 755. Т. 8. Л. 150. .

В следующем письме от 3 сентября Хвостов сообщает:

«Кор[оль] франц[узский] и фамилия живы, но в бедственном со стоянии» [1245] Там же. .

Под этой строкой приписка рукой Суворова: «Слава богу». А Хвостов в следующей строке пишет:

«Г[ерцог] Бр[ауншвейгский] [1246] Герцог Ф. Брауншвейгский, прусский генерал-фельдмаршал, командующий прусской армией, вторгшейся во Францию. взял город Гиерсблиз Тионвиля» [1247] РНБ ОР. Ф. 755. Т. 8. Л. 150. .

Приписка Суворова: «Шаг хорош». Цепким глазом опытного солдата оценивает он обстановку и 27 сентября прямо с берегов канала при Кроке Сильд пишет полководец Безбородко:

«Ваше Сиятельство, помните Ваши мне благодеяния, чувствительные по мой гроб; обновите их! <���…> Не отсылайте меня на дальновидные предопределения; я не закулисный солдат; здесь другой легко окончит.