Борис Кипнис - Непобедимый. Жизнь и сражения Александра Суворова

7) Никогда не распылять силы для сохранения различных пунктов в случае, если противник их минует, это тем лучше, ибо он приближается, чтобы быть битым [1766] Этот вывод согласуется с максимой пункта 5. .

8) Итак, нужен только обсервационный корпус на Страсбург, еще подвижной [1767] Из последующего текста ясно, что это – главная армия. на Люксембург, его острие продвинуть с беспрерывными боями до самого Парижа, как главного пункта [1768] Это вывод из похода на Варшаву в 1794 г. , не останавливаясь в Лодане, если не считать установления наблюдения за ним при помощи некоторого количества войск, чтобы иметь свободным тыл, но не для отступления, о чем и никогда не надо думать, но для обозов и никогда не следует перегружаться тщетными комбинациями для контр-маршей или так называемых военных хитростей, хороши только лишь для академика (мыслимы лишь только в теории)…» [1769] Лопатин В. С. А. В. Суворов. Письма. – С. 326.

Идти от боя к бою, наращивая раз от разу удар, не отвлекаться на попутное, искать генерального сражения, чтобы посредством его достичь главной цели похода – взять неприятельскую столицу и выиграть войну. Здесь полный разрыв со схоластикой, процветавшей в военных и министерских кабинетах Лондона, Берлина и Вены. Здесь тот же принцип, который начинает исповедовать генерал Бонапарт, единственный достойный противник Суворова в Европе, которому насмешница-судьба уготовила весь 1799 год просидеть запертым в Сирии и Египте.

Генерал Прево-де-Люпиан сердечно благодарит фельдмаршала, садится в карету и увозит его мысли в Санкт-Петербург. И снова наступают тишина и неизвестность. Постепенно дух полководца опять омрачается.

Конец сентября приносит новые огорчения. Зять из-за пустячного обстоятельства драки двух служителей шталмейстерского ведомства от службы отставляется и высылается в Москву вместе с Наташей и уже вторым сыном Платоном, родившимся 26 июля. Отношения с Н. А. Зубовым снова запутываются из-за денег и становятся к концу года неприязненными, раздражение переносится даже на ни в чем не повинную дочь [1770] РНБ ОР. Ф. 755. Т. 11. Л. 21–21 об. . Смягчается родительское сердце лишь на Рождество [1771] Русский архив. – 1866. – № 7. – Стлб. 950. . Одновременно новая забота гложет его сердце – сын Аркадий. Со ссылкой Зубовых в Москву он остается в Петербурге один, отец хлопочет о передаче его на попечение неизменному Д. И. Хвостову, которого теперь начинает закидывать письмами о содержании, обучении и воспитании графа Аркадия, слово в слово напоминающими письма 1791–1793 гг., посвященные тогда Суворочке. Одновременно мучают его безденежье, запутанность расчетов с засевшими в деревнях Кобринского ключа бесчестными офицерами-арендаторами, возобновившиеся к нему финансовые претензии по кампании 1794 г. и доносы на его якобы «нескромное» поведение в Кончанском. Под самое Рождество, 24 декабря 1798 г., вынужден писать граф Рымникский просительное письмо новому генерал-прокурору Правительствующего сената П. В. Лопухину, недавно получившему этот пост и графский титул благодаря прелестям дочери Анны, приглянувшейся государю. Оправдываясь перед этим ловким карьеристом, полководец вынужден писать:

«Я бы ехал лично наслаждаться высочайшими милостями. Не столько припадки по моим летам, ранам и увечьям, паралича и апоплексии мне препятствуют, сколько мне до сего необычные многие долги <���…> Подробно их ведет мой друг обер-прокурор Хвостов, чего ради и здесь живу я на скудном содержании…» [1772] Суворов А. В. Документы. – М., 1952. – Т. 3. – С. 591.

Так заканчивался 1798 год.

Январь нового, 1799-го, года выдался снежный, метели заметали дороги в Кончанское, сугробы подбирались к окнам суворовского домика. Днем, когда проглядывало солнце и снег, заваливший дорожки парка, начинал искриться и поскрипывать под ногами, было еще ничего. Но вечером, особенно если тучи заволакивали небо и ветер начинал выть в печной трубе, на сердце становилось смутно, Суворов чувствовал себя старым и одиноким, как-то особенно остро сказывалось, что идет ему семидесятый год и жизнь, по сути, почти прожита. Он смотрел на икону Казанской Божьей матери в красном углу и говорил про себя, что нечего обманываться, что перед лицом правды не лгут и это, очевидно, начало конца, а значит, долг велит как следует приготовиться к последнему походу.

Между тем Павел I спешил заключить союзы для оказания военной помощи: с Неаполитанским королевством – 18 ноября, с Османской империей – 23 декабря, с Англией (на тот случай, если Пруссия примкнет к союзу) – 18 декабря, а через две недели, 3 января 1799 г., – новый договор с Англией, если Пруссия уклонится от союза (даты по старому стилю). И тогда император обязался выставить обещанный 45-й корпус против общего врага. Между тем корпус Розенберга уже вступил в австрийские владения и подходил к Дунаю у Кремса. В Италии война началась еще 13 ноября 1798 г., когда неаполитанская армия вторглась на территории Римской республики и быстро заняла Рим. Но уже 3 декабря (старый стиль) французские войска генерала Шампионе разбили их и через три недели стояли под Капуей. Король Фердинанд, королева и двор бежали из Неаполя на Сицилию, и 12 января 1799 г. (старый стиль) была провозглашена Партенопейская республика. Меж тем с октября по декабрь эскадра Ушакова освобождала от французов Ионические острова у восточного побережья современной Греции и Албании и приступила к блокаде главного острова архипелага – Корфу. Австрийский император и его первый министр барон Тугут, отбросив все колебания перед лицом враждебных действий Пруссии, выдвинувшей на реке Везер 60-тысячную армию, косвенно угрожавшую австрийцам, перед лицом происков Баварии в пользу Франции решились просить русского императора ускорить и усилить помощь Австрийской империи.

Теперь в начале января 1799 г. Тугут просил корпус Розенберга, уже два месяца стоявший на Дунае, а также корпус Германа, планировавший отправиться через турецкие Балканы в Рагузу и в Неаполитанское королевство, теперь соединиться и отправиться на север Италии. В Германию же двинулись бы те 45 тысяч человек, которые по договору с Англией предполагалось послать на помощь Пруссии. Просьбы об этом и отправил 13 января (старый стиль) из Вены наш посол граф А. К. Разумовский. Павел I тут же согласился на все эти предложения и в ответе австрийскому двору писал:

«С полной надеждою на торжество дела правого, Государь объявляет, что вступает в сию новую борьбу без всяких для себя видов приобретения, но с единственной целью, чтобы спасти Империю Германскую от угрожающей ей неизбежной гибели, обезпечить целость ея водворением Франции в прежние ея пределы, содействовать прочному утверждению общего равновесия Европейского…» [1773] Милютин Д. А. Указ. соч. – Т. 1. – С. 125.