Борис Кипнис - Непобедимый. Жизнь и сражения Александра Суворова

«Болезнь раны моей и оттого слабость удручают меня [739] Несомненно, он не преувеличивает свое болезненное состояние, помноженное на нравственную боль. . Позвольте Светлейший Князь, Милостивый Государь, но кратчайшее время к снисканию покоя отлучитца в Кинбурн…» [740] Суворов А. В. Документы. – Т. 2. – С. 436.

Суворов очень чутко чувствует необходимость перемены дислокации: покинув лагерь под Очаковым, он дает возможность утихнуть сплетням за отсутствием предмета их, да и сам на косе, в окружении вечных стихий моря и ветра, царящих на узкой полосе земли, зажатой меж них, сможет уврачевать свои душевные раны. Несколькими строками ниже он проявляет себя еще и тонким политиком: на время краткого отсутствия просит передать свои батальоны в команду А. Н. Самойлова, племянника Потемкина. Это в письме от 2 августа, а через шесть дней – новое, и тональность тут совсем иная:

«Не думал я, чтоб гнев Вашей Светлости толь далеко простирался; во всякое время я его старался моим простодушием утолять. Изречение к Понсару падает на меня [741] Из-за повышенной мнительности Суворов принял на свой счет недовольство Потемкина лейтенантом флота Понсаром, состоявшим при полководце. . Велика ли та вина, хотя б три морские офицеры на мой спрос в неважном примерном щете ошибались. <���…> Извольте помнить, Сергей Лаврентьевич какой мой приятель, мог он и здесь на меня поднять, он при Вас шутит мною [742] В числе недругов своих считает он и любимца Потемкина С. Л. Львова, известного острослова. ; здесь меня не почитают [743] Мотив для Суворова очень важный: с непочтительностью мириться он не желал никогда, ибо таким образом затронута может быть честь его. , невинность не терпит оправданиев. Знаете прочих, всякой имеет свою систему, так и по службе, я имею и мою; мне не переродиться, и поздно [744] Здесь почти слово в слово повторены мысли, высказанные в письме к де Рибасу от 12–14 июня (см.: Суворов А. В. Письма. – М., 1986. – С. 154). . Светлейший Князь! Упокойте остатки моих дней, шея моя не оцараплена, чувствую сквозную рану, и она не пряма [745] Рана из-за беспокойного поведения генерала заживала долго и тревожила его. , корпус изломан, так не длинны те дни. Я христианин, имейте человеколюбие [746] Оба они были люди верующие, достаточно церковные для военных. . Коли Вы не можете победить Вашу немилость, удалите меня от себя, на что Вам сносить от меня малейшее безпокойство. Есть мне служба в других местах по моей практике, по моей степени; но милости Ваши, где б я ни был, везде помнить буду. В неисправности моей готов стать пред престол Божий. Остаюсь с глубочайшим почтением. А. Су…» [747] Суворов А. В. Письма. – Т. 2. – С. 438. .

Очень интересная концовка письма, придающая ему доверительность и одновременно ставящая в известном смысле знак равенства между корреспондентами, ибо только равный равному может давать советы. Усеченная подпись в конце была возможна, по этикету того века, в письмах только частных и только очень близким людям.

Чуть ли не в тот же день, 8 августа, генерал наш набросал еще одно письмо Потемкину. Как видно, поток чувств и мыслей просился на бумагу:

«Какая вдруг перемена Милости Вашей и что могу надеяться в случайных смертному нещастьях, когда ныне безвинно стражду! Противна особа, противны дела. С честью я служил бы, М[илостивый] Г[осударь], но жестокие раны приносят с собою, Светлейший Князь, утруждать В[ашу] С[ветлость] о изпрошении Милости Вашей, чтоб изволили дозволить мне на некоторое время отделиться к стороне Москвы для лутчего излечения оных и поправления моего ослабевшего здоровья с жалованием и моему стабу [748] То есть штабу. . Я явиться к службе не замедлю» [749] Суворов А. В. Письма. – С. 166. .

Его не оставляет мысль, что он вызвал неприязнь Потемкина, и посему готов удалиться из лагеря не на тот берег лимана, а куда-нибудь дальше, хотя и не отказывается от мнения своего, что «безвинно страждет». Однако же заднюю дверь оставляет открытой для возвращения, ибо просит сохранить жалованье как себе, так и своему штабу, и вообще «явиться к службе не замедлю» [750] Там же. . Однако в тот же день фельдмаршал пишет ему письмо о сбережении здоровья солдат, начинающееся многозначительной фразой:

«Милостивый Государь мой Александр Васильевич! Болен бых и посетите мя. Евангелие и долг военного начальника побуждают пещись о сохранении людей…» [751] Русская старина. – СПб., 1875. – Май. – С. 39.

Речь вроде бы идет о солдатах, но можно понять это письмо по-другому. И тут же настроение меняется, и 10 августа Суворов пишет уже совсем в иной тональности:

«Voule's-Vous la vraie gloire, suives les traces de la vertu [752] «Если хотите истинной славы, следуйте стопами добродетели» (фр.). То, что в письме есть фразы на французском, в соответствии с этикетом означает, что оно частное. . Последней я предан, первую замыкаю в службе отечества. Для излечения моих ран, поправления здоровья от длинной кампании, еду я к водам. Вы меня отпускаете. Минерал их ближе: в обновлении Вашей Милости [753] Суворов позволяет себе каламбур – верный признак, что настроение его улучшилось и что письмо не только частное, но и доверительно-интимное. <���…> Светлейший Князь! Защищайте простонравие мое от ухищрениев ближняго против государственных неприятелей, ежели Бог изволит, я готов. Милостивый Государь! чрез 14 дней. С вечной преданностию и глубочайшим почтением по гроб мой…» [754] Сборник военно-исторических материалов. – СПб., 1891–1894. – Вып. 4. – С. 162–163.

После этого письма он вообще никуда не поехал и остался в Кинбурне. Зачем? Отношения были восстановлены.

И именно теперь Суворов садится за большое письмо де Рибасу, которое писалось чуть ли не три дня в Кинбурне и было наполнено обвинениями против иностранцев, укравших у него победу над турецким флотом:

«Сие всерьез. К 18 июня Блокфорт бой выиграл. Нассау всего-то и поджег то, что уж разорили да пулями изрешетили. Я протест изъявляю, а в свидетели возьму хоть Превосходительного Адмирала Поль Джонса [755] После того как он разругал неоднократно американца, это заявление выглядит несколько комично. . <���…> Разбранили меня также в газете. Нет, лавры 18 июня – мои, а Нассау только фитиль поджег; а скажу и более – неблагодарный он!» [756] Суворов А. В. Письма. – С. 168.

Как раз после этой фразы и начинается текст, который мы разбирали выше, о противостоянии иностранным волонтерам, о сражении и ранении. Он выплескивает раздражение и успокаивается. К концу письма начинает строить предположения о дальнейшем ходе осады и… редчайший случай – ошибается: