Владимир Николаев - Американцы. Очерки

Поскольку мы пришли к нему с урока русского языка и поскольку он тоже говорит с нами по-русски, начинаем разговор о том, как им дается наша грамота.

— Что ж! — говорит он.— Учить русский трудно, но можно. Каждый день я занимаюсь языком по три-четыре часа. Вот понимаю, что вы говорите. А вы понимаете мой русский?

Затем разговор совершенно естественно переходит на совместную работу американских и наших космонавтов. И в словах Стаффорда тоже звучат глубокое уважение по отношению к советским коллегам и горячая заинтересованность в совместных экспериментах. Он с восторгом рассказывает о своем пребывании в нашем Звездном городке, о личной дружбе с советскими космонавтами, о том, как их радушно встречают здесь, в Хьюстоне. Кстати, я тут же стал свидетелем того, как здесь тщательно готовились к очередной встрече с советскими коллегами. Группа советских специалистов и космонавтов прибывала в Хьюстон через три дня. Это был не визит вежливости, не экскурсия, а совместная работа.

Я пришел к Стаффорду всего через несколько дней после того, как в космическом центре благополучно закончилась нелегкая страда — полет первой троицы американцев на «Скайлэбе». Полет, как помните, драматический.

— Да, пришлось изрядно поволноваться,— вспоминает Стаффорд.— Как и все сотрудники нашего центра, я работал в те дни по пятнадцать-шестнадцать часов в сутки. Очень, очень большое напряжение.

Кстати, еще в Вашингтоне я в течение почти двух часов наблюдал по цветному телевизору всю процедуру приводнения вернувшихся со «Скайлэба» космонавтов. Наловчившиеся на таких событиях операторы телевидения поймали в свои объективы падающий в океан космический корабль еще до того, как над ним раскрылись парашюты. И затем они уже не выпускали его из поля зрения ни на секунду. Четко отработанная операция приводнения, подъема корабля на палубу авианосца и выхода космонавтов на свет божий произвела большое впечатление.

Я поделился со Стаффордом своими мыслями об этой прямой телевизионной передаче с места приводнения команды «Скайлэба». При этом я сказал ему:

— Меня просто изумило, как блестяще осветило ваше телевидение приводнение «Скайлэба», но еще больше поразило то, что эта, можно сказать, историческая передача прерывалась коммерческой рекламой. Я, например, затаив дыхание жду с мгновения на мгновение выхода мужественных космонавтов из их корабля на палубу авианосца, никто еще не знает, в каком состоянии они находятся, а меня начинают глушить то рекламой присыпки от пота, то рекламой средства от геморроя, то рекламой стирального порошка. Что вы думаете по этому поводу?

— Я так же, как и вы, возмущаюсь, но поделать ничего не могу. Я лично вообще не обращаю внимания на нашу рекламу и вам советую делать то же самое.

— Неужели даже вы, космонавты, гордость всей страны, не можете отстоять от рекламного опошления хотя бы вот такие передачи один-два раза в год?

— Не можем. Здесь и мы бессильны.

Стаффорд дарит свою фотографию и пишет на ней несколько теплых слов. Потом мы отправляемся в поход по космическому центру, который носит имя бывшего президента США Линдона Джонсона. Сам по происхождению техасец, Джонсон был одним из инициаторов создания этого центра именно здесь, в штате Техас. Центр открыт в сентябре 1963 года. Чем здесь занимаются? Проектированием, усовершенствованием и испытанием космических кораблей и всего оборудования, относящегося к этой сфере человеческой деятельности. Здесь же отбирают и тренируют космонавтов, планируют и организуют полеты человека в космос, проводят всевозможные медицинские, научные и технические эксперименты. И хотя запуск и приводнение космонавтов происходят за тысячи миль от Хьюстона, главный пункт контроля за всеми полетами находится здесь. И в безбрежном пространстве астронавты, как и на Земле, прочно связаны со своим родным центром. Здесь постоянно трудятся около четырех тысяч инженеров, техников, администраторов, инструкторов, клерков и... сорок космонавтов. Семь тысяч специалистов работают по временным контактам.

Неподалеку от центра выросли кварталы жилых домов, отели, школы, магазины... На территории самого центра около ста зданий, от девятиэтажного проектного здания до каменной контрольно-пропускной будки у ворот. Впрочем, здесь ее назначение несколько сужено. Она служит нуждам местного ГАИ. Сам же космический центр уже давно стал одной из главных туристских достопримечательностей в США. И первое, на что обращаешь там внимание,— это толпы туристов, бредущих из здания в здание.

В центре контроля за полетами рабочий зал отделен от зрительного толстым стеклом, за которым широким амфитеатром поднимаются ряды, как в большом кинотеатре. Меня провели в рабочий зал, который, впрочем, и через стекло виден отлично. Там в несколько рядов сидят специалисты. Перед каждым телевизионный экран, компьютеры, какие-то кнопки, клавиши, телефоны. Все сидят лицом к одной стене, на которой постоянно светятся круги полушарий Земли, по ним змейкой бежит траектория полета космического корабля. Здесь, в этом зале, вахту несут круглосуточно — ведь космос ныне постоянно населен пришельцами с Земли и их хитроумными кораблями, лабораториями и спутниками. Но несколькими десятками специалистов, сидящих в этом зале, отнюдь не ограничивается контроль за полетом. Во время каждой очередной космической одиссеи ее обеспечивают одновременно несколько тысяч человек. Здесь же, можно сказать, мозг, глаза и уши всего этого многотысячного единого коллектива.

Между прочим, уже в этом зале убеждаешься в неразрывной связи между человеком и космосом. Здесь, например, стоит оборудование, фиксирующее самочувствие космонавта, находящегося на Луне. По такому же принципу, такой же аппаратурой оборудуются сегодня многие медицинские центры. Колумб, как известно, не собирался открывать Америку, цель у него была совсем иная. И тем не менее в результате его путешествия на Земле произошло немало перемен. Так же и с исследованием космоса, Сколько еще доброго могут принести людям эти исследования! В этом убеждаешься, когда знакомишься с космическим центром. Между прочим, вспомним, что первые эксперименты с электричеством, атомной энергией, автомобилями, самолетами и ракетами поначалу считались занятными, но не имеющими практической ценности. Электромотор, например, совершивший техническую революцию, почти не находил практического применения в течение ста лет после его изобретения. Такая замедленная отдача многих достижений науки и техники совсем не свойственна исследованиям космоса. Возьмем хотя бы радио- и телеспутники. Они уже и коммерчески выгодны. А спутники, предсказывающие погоду?! В США они не раз вовремя предупреждали людей о надвигающихся стихийных бедствиях. Так, именно спутник сообщил о приближении тайфуна «Клара», после чего было заблаговременно эвакуировано 350 тысяч человек. Подсчитано, что точное предсказание погоды с помощью спутников на пять дней вперед экономит в США ежегодно около семи миллиардов долларов (в расчет берется экономия в сельском, лесном и водном хозяйствах и на транспортных коммуникациях). Океанография, геология и многие другие сугубо практические области уже стали неотделимы от работ в космосе. Между прочим, чем больше растут цифры экономической выгоды, которую приносит на Земле деятельность людей в космосе, тем относительно меньше становятся расходы в сфере самих космических исследований. В 1958 году в США уходило 100 тысяч долларов на каждый фунт веса, запущенного на орбиту, сегодня тот же фунт запускается за одну тысячу долларов.