Стивен Пинкер - Просвещение продолжается. В защиту разума, науки, гуманизма и прогресса

РИС. 12–8. Смертность в результате стихийных бедствий, 1900–2015

Источник: Our World in Data , Roser 2016q, на основе данных EM-DAT, Международной базы данных по бедствиям, http://www.emdat.be. График показывает общее число смертей от засух, землетрясений, экстремальных температур, наводнений, столкновений, селей, оползней, штормов, вулканической активности и лесных пожаров (но за исключением эпидемий). Часто в том или ином десятилетии преобладает единственный тип бедствий: засухи в 1910-х, 1920-х, 1930-х и 1960-х годах; наводнения в 1930-х и 1950-х; землетрясения в 1970-х, 2000-х и 2010-х

А что можно сказать об архетипическом образе «божественного гнева»? О молниях, которые Зевс метал с Олимпа? О том самом выражении, которым обычно описывают непредсказуемую смерть? О людях, буквально «сраженных молнией»? Рис. 12–9 показывает, как обстоит дело тут.

Да, благодаря урбанизации, а также достижениям в прогнозировании погоды, обучении навыкам безопасности, медицинской помощи и проектировании электрооборудования, в США с начала XX века шанс погибнуть в результате удара молнии снизился в тридцать семь раз.

РИС. 12–9. Смертность в результате удара молнии, США, 1900–2015

Источники: Our World in Data , Roser 2016q, на основе данных Национального управления океанических и атмосферных исследований, http://www.lightningsafety.noaa.gov/victims.shtml; López & Holle 1998

Победа человечества над повседневными угрозами – особенно недооцененный аспект прогресса. (Некоторые читатели черновика этой главы недоумевали, что она вообще делает в книге, посвященной прогрессу.) Хотя несчастные случаи уносят больше жизней, чем все войны, кроме самых чудовищных, мы редко смотрим на них с точки зрения морали. Как говорится, «всякое бывает». Поставь их перед дилеммой, готовы ли они платить миллионами смертей и десятками миллионов увечий в год за удобство разъезжать в собственном автомобиле на бодрящей скорости, не многие ответят утвердительно. Однако исподволь мы постоянно делаем этот чудовищный выбор, потому что никогда не формулируем подобные дилеммы в таких выражениях [556] Этот пример приводится в Mueller 1989, приложение “Война, смерть и автомобиль,” первоначально опубликовано в The Wall Street Journal в 1984 году. . Время от времени различные опасности нагружаются моральными смыслами и становятся объектом массовой кампании протеста, особенно если конкретная катастрофа попадает в новости, а на злодея легко указать пальцем (это, скажем, жадный фабрикант или халатный чиновник). Но вскоре такой риск вновь начинает восприниматься как результат ежедневной лотереи нашей жизни.

Аналогично тому, что люди не желают расценивать несчастные случаи как жестокость (по крайней мере, пока жертва – кто-то другой), они не считают рост безопасности нравственной победой, если вообще его замечают. Однако спасение миллионов жизней и сокращение числа увечий, уродств и страданий в массовых масштабах заслуживают нашей признательности и требуют объяснения. Это так даже для убийства, самого морально нагруженного человеческого деяния, притом что уровень убийств упал по причинам, не укладывающимся в стандартные рассуждения.

Как и другие формы прогресса, укрепление безопасности является в том числе и заслугой конкретных героев; но кроме них его добились разнородные силы, упорно двигавшие ситуацию в одном направлении: местные активисты, законодатели-патерналисты, а также никем не воспетые изобретатели, инженеры, аналитики и статистики. И хотя нас порой раздражают ложные тревоги и повсеместное вмешательство государства, мы с удовольствием пользуемся благами технологии без угрозы для жизни и здоровья.

Конечно, сюжет о ремнях безопасности, датчиках дыма и усиленном надзоре за «горячими точками» насильственных преступлений не является привычной частью саги о Просвещении, однако он наглядно демонстрирует самые глубокие из ее лейтмотивов. Кто будет жив и кто умрет – это не записано в Книге жизни, но определяется человеческими знаниями и поступками по мере того, как мир становится все более постижимым, а жизнь все более ценной.

Когда в предыдущей главе я писал, что сегодня мы живем в самый безопасный период мировой истории, я осознавал, с каким недоверием будет воспринято это утверждение. Террористические атаки и массовые убийства последних лет, получающие широчайшее освещение в средствах массовой информации, заставили мир поволноваться и породили иллюзию, что наше время по-новому опасно. В 2016 году большинство американцев назвали терроризм самой важной проблемой, стоящей перед страной; они говорили, что обеспокоены, как бы им самим или членам их семей не стать жертвами террористов, и называли ИГИЛ серьезной угрозой существованию или выживанию Соединенных Штатов [557] Страх терроризма: Jones et al. 2016a; см. также прим. 14 к главе 4. . Страх обуял не только рядовых граждан, которые второпях отвечают на вопросы социологов, но и известных интеллектуалов, особенно культурных пессимистов, вечно жаждущих отыскать признаки того, что западная цивилизация (как всегда) стоит на грани краха. Политический философ Джон Грей, убежденный прогрессофоб, описывает современные общества Западной Европы как «зоны жестоких конфликтов», где «безнадежно размыта граница между войной и миром» [558] Западная Европа как зона военных действий: J. Gray, “Steven Pinker Is Wrong About Violence and War,” The Guardian, March 13, 2015; S. Pinker, “Guess What? More People Are Living in Peace Now. Just Look at the Numbers,” The Guardian, March 20, 2015. .

Однако я еще раз утверждаю, что все это иллюзия. Терроризм – уникальная угроза, которая внушает леденящий ужас, но ущерб наносит не очень значительный. Я не отношу динамику характеризующих терроризм показателей к примерам прогресса, поскольку они не демонстрируют того долгосрочного спада, который мы наблюдали в случае болезней, голода, бедности, войны, насильственных преступлений и несчастных случаев. Но я докажу, что терроризм – это лишь помеха, не дающая нам оценить прогресс по достоинству, а в каком-то смысле и косвенное свидетельство этого самого прогресса.

Грей отказывается принимать во внимание реальные статистические данные о насилии, называя их «оберегами» и «шаманством». Приведенная ниже таблица 13–1 показывает, почему ему приходится прикидываться математическим неучем, чтобы продолжать свои причитания. В ней собраны самые свежие имеющиеся на данный момент сведения (за 2015 год или ранее) о количестве погибших в результате террористических актов, войн, убийств и несчастных случаев, а также об общем числе всех смертей. Представить эти данные графически просто невозможно, так как столбики, соответствующие терроризму, оказались бы меньше пикселя.