Стивен Пинкер - Просвещение продолжается. В защиту разума, науки, гуманизма и прогресса

Конечно, террористы надеются на лучшее, но их мелкое насилие почти никогда не приносит им успеха. Работая по отдельности, политологи Макс Абрамс, Одри Кронин и Вирджиния Пэйдж Фортна проследили судьбу сотен террористических движений, действовавших с 1960-х годов, и выяснили, что все они сошли со сцены или были уничтожены, не достигнув своих стратегических задач [573] Терроризм не работает: Abrahms 2006; Branwen 2016; Cronin 2009; Fortna 2015. .

На самом деле рост осведомленности общества о деятельности террористов не указывает на то, что мир стал опаснее, – скорее наоборот. Политолог Роберт Джарвис замечает: тот факт, что терроризм сегодня занимает верхнюю строчку в списке угроз, «частично объясняется феноменально безопасными условиями нашего существования» [574] Jervis 2011. . Редкостью стали не только межгосударственные войны, но и применение политического насилия внутри страны. Харари подчеркивает, что в Средние века все социальные страты – аристократы, гильдии, города, даже церкви и монастыри – имели собственное ополчение и защищали свои интересы силой:

Если бы в 1150 году мусульманские экстремисты убили горстку мирных жителей Иерусалима, требуя, чтобы крестоносцы покинули Святую землю, реакцией стал бы хохот, а не ужас. Чтобы вас принимали всерьез, требовалось как минимум взять под контроль крепость-другую.

Когда современные государства успешно захватили монополию на применение насилия, резко снизив частоту убийств на контролируемой ими территории, они сделали возможным и терроризм:

Государство столько раз подчеркивало, что не допустит политического насилия в своих пределах, что у него нет иного выбора, кроме как реагировать на любой террористический акт как на нечто недопустимое. Граждане, в свою очередь, привыкли к нулевому уровню политического насилия, поэтому театр террора пробуждает в них животный страх перед анархией и ощущение, что общественный порядок вот-вот рухнет. Оставив позади столетия кровавых битв, мы выползли из черной дыры насилия, но чувствуем, что дыра эта все еще неподалеку и терпеливо ждет случая снова нас поглотить. Немного кровавых зверств – и мы воображаем, что опять туда проваливаемся [575] Y. N. Harari, “The Theatre of Terror,” The Guardian, Jan. 31, 2015. .

Пытаясь соблюдать свое заведомо невыполнимое обещание всегда и везде ограждать население от любого политического насилия, государства испытывают соблазн устроить в ответ собственный спектакль. Самый значительный вред от терроризма наносит преувеличенная реакция на него, и отличный тому пример – возглавленное США вторжение в Афганистан и Ирак, последовавшее за атаками 11 сентября.

Вместо этого государства вполне могут справиться с терроризмом, используя свое главное преимущество: знания и анализ, и не в последнюю очередь знание математики. Их первейшая задача должна сводиться к тому, чтобы удерживать количественные показатели ущерба на низком уровне благодаря контролю над оружием массового уничтожения (глава 19). Идеологиям, оправдывающим насилие в отношении невинных, – воинствующим религиям, национализму и марксизму – можно противопоставить более совершенные системы ценностей и убеждений (глава 23). СМИ могут осознать свою роль первого плана в спектакле террористов и начать соизмерять характер освещения события с его объективной опасностью, тщательнее обдумывая созданные ими самими извращенные мотивировки. (Ланкфорд вместе с социологом Эриком Мадфисом сформулировали такой рецепт освещения массовых убийств: «Не называйте их, не показывайте их, но сообщайте все остальное». Он основан на уже опробованной в Канаде методике работы с малолетними виновниками массовых расстрелов и на других стратегиях взвешенного самоограничения СМИ [576] Не называйте их, не показывайте их: Lankford & Madfis 2018; см. также проекты No Notoriety ( https://nonotoriety.com/ ) и Don’t Name Them ( http://www.dontnamethem.org/ ). .) Правительства могут активизировать работу своих разведок и прибегнуть к негласным действиям против террористических сетей и источников их финансирования. Наконец, можно убеждать граждан «сохранять спокойствие и заниматься своим делом», как призывал знаменитый британский плакат в куда более страшные военные годы.

В дальней перспективе террористические движения всегда выдыхаются, потому что их мелкому насилию не удается достичь стратегических целей, даже посеяв кое-где страх и разрушения [577] Чем заканчивается терроризм: Abrahms 2006; Cronin 2009; Fortna 2015. . Это случилось и с движением анархистов более ста лет назад (после множества взрывов и политических убийств), и с марксистскими и сепаратистскими группировками во второй половине XX века; то же самое практически наверняка ждет и ИГИЛ в XXI столетии. Вероятно, нам никогда не свести и так низкие показатели смертности в результате деятельности террористов к абсолютному нулю, но стоит держать в уме, что страх терроризма – отражение не опасностей, которым подвергается наше общество, но, напротив, его безопасности.

С тех пор как примерно пять тысяч лет назад возникли первые государства, человечество старалось лавировать между насилием анархии и насилием тирании. Когда поблизости не оказывается правительства или сильного соседа, племена обычно вязнут в круговерти набегов и стычек, смертность в которых превосходит показатели современных обществ даже в самые кровопролитные периоды их истории [578] Высокий уровень насилия в догосударственных обществах: Pinker 2011, chap. 2. Недавние оценки, подтверждающие такую разницу: Gat 2015; Gómez et al. 2016; Wrangham & Glowacki 2012. . Прекращая междоусобное насилие, первые правительства замиряли подданных, но устраивали собственный террор: рабство, гаремы, человеческие жертвоприношения, казни без суда и следствия, пытки и обезображивание инакомыслящих и выбивающихся из общего ряда [579] Ранние деспотии: Betzig 1986; Otterbein 2004. Библейские тираны: Pinker 2011, chap. 1. . (В Библии в избытке подобных примеров.) Деспотии существовали во все времена, и не только потому, что быть деспотом – приятная работенка для того, кому удалось ее заполучить; дело в том, что с точки зрения простого человека альтернатива выглядела еще хуже. Мэтью Уайт, называющий себя некростатистиком, смог оценить число жертв сотни кровавейших эпизодов за 2500 лет истории человечества. Изучив получившийся список на предмет закономерностей, он первым делом отметил:

Хаос смертоносней тирании. Массовые побоища чаще случались по причине кризиса власти, а не в ходе осуществления властных полномочий. Деяния горстки диктаторов вроде Иди Амина и Саддама Хусейна, которые, злоупотребляя абсолютной властью, убивали людей сотнями тысяч, бледнеют на фоне последствий гораздо большего числа ужасающих потрясений наподобие Смутного времени [в России начала XVII века], Гражданской войны в Китае [1926–37, 1945–49] и Мексиканской революции [1910–20], где ни у кого не было достаточно силы, чтобы остановить гибель миллионов [580] White 2011, p. xvii. .