Стивен Пинкер - Просвещение продолжается. В защиту разума, науки, гуманизма и прогресса

Более того, голосование не обеспечивает правительству и надежной обратной связи по поводу качества его работы. Избиратели наказывают должностных лиц за недавние события, которые те едва ли могли предотвратить, например за макроэкономические кризисы или террористические акты, и даже за те, которые вообще не поддаются контролю: засухи, наводнения и атаки акул. Многие политологи пришли сейчас к выводу, что избиратели трезво осознают, насколько астрономически мала вероятность того, что их голоса повлияют на исход выборов, и уделяют внимание работе, семье и отдыху вместо того, чтобы заниматься политическим самообразованием и тщательно взвешивать, за кого проголосовать. Они используют бюллетень как средство самовыражения и голосуют за кандидата, которого считают похожим на себя и отстаивающим интересы людей вроде них.

Таким образом, вопреки распространенному убеждению, будто выборы – это квинтэссенция демократии, выборы – только один из механизмов ответственности правительства перед управляемыми, и притом не всегда созидательный. Когда выборы представляют собой соревнование между кандидатами в деспоты, конкурирующие фракции осознают, что победа противника не сулит им ничего хорошего, и пытаются с помощью запугивания оттеснить друг друга от избирательных урн. К тому же авторитарные лидеры могут освоить искусство использовать выборы в своих интересах. Последний писк моды среди диктатур называется соревновательным, электоральным, клептократическим или этатистским авторитаризмом [599] Новый стиль диктатур: Bunce 2017. . (Прототип тут – путинская Россия.) Такие лидеры пользуются внушительными возможностями государства, чтобы подавлять реальную оппозицию, учреждать подсадные оппозиционные партии, толковать факты в свою пользу через контролируемые государством СМИ, манипулировать правилами проведения выборов и учета избирателей, а также подделывать результаты самого голосования. (При всем том электоральный авторитаризм вовсе не является неуязвимым – цветные революции уже покончили с несколькими из таких режимов.)

Если в деле защиты идеалов демократии нельзя рассчитывать ни на избирателей, ни на избранников, почему же тогда она относительно неплохо работает – почему это худшая форма правления, за исключением всех прочих, которые мы пробовали, как говорил Черчилль? В своей книге «Открытое общество и его враги» (The Open Society and Its Enemies, 1945) философ Карл Поппер доказывал, что демократию нужно понимать не как ответ на вопрос, кто должен править (ответ: народ), но как способ отстранять от власти плохих лидеров, не проливая крови [600] Popper 1945/2013. . Политолог Джон Мюллер расширяет это представление с Судного дня бинарного выбора до непрерывно действующей системы обратной связи. Основа основ демократии, предполагает он, – свобода выражать недовольство: «Она возникает, когда народ фактически соглашается не использовать для смены власти насилие, а власть оставляет за народом право пытаться низложить ее любыми другими способами» [601] Демократия как свобода выражать недовольство: Mueller 1999, 2014. Цит. по Mueller 1999, p. 247. . Мюллер объясняет, как это может работать:

Если у граждан есть право жаловаться, подавать петиции, создавать организации, протестовать, устраивать демонстрации и забастовки, угрожать эмиграцией или выходом из состава федерации, кричать, публиковать, вывозить капитал, выражать недоверие или лоббировать свои интересы в кулуарах, правительство будет склонно реагировать на крики недовольных и назойливость лоббистов: таким образом, оно неизбежно станет отзывчивым, то есть будет обращать на граждан внимание вне зависимости от того, проводятся сейчас выборы или нет [602] Mueller 1999, p. 140. .

Хороший пример – борьба женщин за свои избирательные права: они по определению не могли проголосовать, чтобы наделить себя правом голоса, но добились этой цели другими средствами.

Контраст между неприглядной реальностью демократии и ее идеализированным образом ведет к непрерывному крушению иллюзий. Джон Кеннет Гэлбрейт как-то обронил, что, если вы хотите заключить выгодный договор с издательством, просто назовите свою книгу «Кризис американской демократии». Анализируя пройденный человечеством путь, Мюллер пришел к выводу, что «при демократии неравенство, раскол, равнодушие и невежество являются нормой, а не чем-то ненормальным, и достоинство этой формы правления в значительной степени состоит в том, что она работает, несмотря на все эти свойства или, в каком-то немаловажном смысле, благодаря им» [603] Mueller 1999, p. 171. .

В соответствии с таким минималистским представлением, демократия не является какой-то особенно мудреной или требующей огромных усилий формой правления. Главное, что нужно для перехода к ней, – это правительство, достаточно компетентное, чтобы защитить от насилия анархии граждан, которые иначе станут добычей или даже сами призовут первого попавшегося тирана, пообещавшего выполнить эту задачу. (Хаос смертоносней тирании.) Вот одна из причин, почему демократия с трудом приживается в крайне бедных странах со слабым правительством вроде стран Африки к югу от Сахары или там, где была разрушена вся система управления, как в Афганистане и Ираке в результате вторжения сил ведомой США коалиции. Как подчеркивают политологи Стивен Левицки и Лукан Вэй, «коллапс государства влечет за собой насилие и нестабильность; он почти никогда не приводит к демократизации» [604] Levitsky & Way 2015, p. 50. .

Идеи тоже важны. Чтобы демократия укоренилась, влиятельные люди (особенно вооруженные) должны считать, что она лучше других вариантов вроде теократии, божественной власти монарха, колониального патернализма, диктатуры пролетариата (а на самом деле – его «революционного авангарда») или авторитарного правления харизматичного лидера, непосредственно выражающего волю народа. Это объясняет другие закономерности в истории демократизации: например, почему демократия реже приживается в странах с низким уровнем образования, в странах, удаленных от западного влияния (скажем, в Средней Азии), и в странах, правящие режимы которых сложились в результате насильственных революций с сильным идеологическим компонентом (Китай, Куба, Иран, Северная Корея, Вьетнам) [605] Демократия и образование: Rindermann 2008; Roser 2016b; Thyne 2006. Демократия, влияние Запада и насильственные революции: Levitsky & Way 2015, p. 54. . Верно и обратное: по мере того как люди осознают, что демократии представляют собой сравнительно удобные для жизни места, эта идея становится заразительной, и со временем число демократий растет.

Свобода высказывать недовольство основывается на уверенности, что правительство не станет наказывать жалобщика или затыкать ему рот. Поэтому передний край процесса демократизации – это не позволять правительству злоупотреблять своей монополией на насилие, чтобы терроризировать заносчивых граждан.