Стивен Пинкер - Просвещение продолжается. В защиту разума, науки, гуманизма и прогресса

Нужно быть абсолютно бездушным человеком, чтобы отрицать, что победа над болезнями, голодом и неграмотностью – колоссальное достижение. И тем не менее стоит задуматься, можно ли считать настоящим прогрессом успехи того сорта, что измеряются экономистами. Разве избыточное благосостояние сверх необходимого для удовлетворения базовых потребностей не подталкивает людей к пустому потребительству? Разве Советский Союз, Китай и Куба не трубили на весь мир о своих победах над болезнями и неграмотностью в рамках пятилетних планов, оставаясь при этом довольно безрадостными для жизни местами? Люди могут быть здоровыми, богатыми и грамотными, но их жизнь от этого не обязательно становится насыщенной и осмысленной.

Некоторые из этих опасений мы уже рассмотрели. Нам известно, что основной фактор, портивший жизнь обитателям так называемых коммунистических утопий, – тоталитаризм – идет на убыль. Мы знаем и то, что важный показатель процветания, который не измеряется стандартными индексами, – права женщин, детей и меньшинств – стабильно растет. Эта глава посвящена менее конкретному типу культурного пессимизма – беспокойству, что и дополнительные годы здоровой жизни, и возросший доход не поспособствовали человеческому процветанию, но только обрекли людей на участие в крысиных бегах безудержного карьеризма, бессмысленного потребительства, бездумных развлечений и иссушающего душу социального отчуждения.

Конечно, на эти возражения можно, в свою очередь, возразить, что корни подобных взглядов восходят к давней привычке культурных и религиозных элит презрительно смотреть на якобы пустые жизни буржуазии и пролетариата. Такая критика зачастую оказывается лишь слегка замаскированным снобизмом, перерастающим в мизантропию. В книге «Интеллектуалы и массы» (The Intellectuals and the Masses) критик Джон Кэри доказывает, что британская пишущая интеллигенция первой половины XX века питала отвращение к рядовой личности, граничащее с жаждой истребления [718] Интеллектуалы и массы: Carey 1993. . На деле «потребительство» часто означает «потребление кем-то другим»: презирающие его элиты сами только рады демонстративно потреблять запредельные роскошества – книги в твердом переплете, деликатесы и изысканные вина, живые концерты и театральные представления, заморские путешествия и престижное образование для своих детей. Если большему числу людей становятся доступны предпочитаемые ими самими излишества, пусть они и пошлы с точки зрения высокой культуры, это нужно расценивать как благо. В старой шутке агитатор рассказывает толпе о преимуществах коммунизма: «После революции каждый сможет позволить себе клубнику со сливками!» Один из слушателей канючит: «Но я не люблю клубнику со сливками». В ответ раздается чеканное: «После революции полюбишь!» [719] По разным версиям, то ли еврейский анекдот, то ли шутка из репертуара театра варьете, то ли диалог из бродвейского мюзикла Ballyhoo of 1932.

В книге «Развитие как свобода» (Development as Freedom) Амартия Сен обходит эту ловушку, предположив, что окончательная цель развития – дать людям выбор: клубника со сливками только для тех, кто ее любит. Философ Марта Нуссбаум делает следующий шаг и перечисляет набор «основных возможностей», которые должны быть доступны каждому человеку [720] Основные возможности: Nussbaum 2000. . Их можно воспринимать как допустимые источники удовлетворения и самореализации, которыми обеспечила нас человеческая природа. Список Нуссбаум начинается с возможностей, которые, как мы уже видели, реализуются в современном мире все успешнее: это долголетие, здоровье, безопасность, грамотность, знания, свобода самовыражения и участие в политической жизни. Продолжается список эстетическими переживаниями, отдыхом и развлечениями, наслаждением природой, эмоциональными привязанностями, социальными связями, а также возможностью формировать собственное представление о благе и строить свою жизнь в соответствии с ним.

В этой главе я покажу, как современность все в большей мере позволяет людям реализовывать эти возможности – как жизнь становится лучше и помимо любимых экономистами стандартных показателей вроде долголетия и благосостояния. Приходится признать, что многим по-прежнему не по душе клубника со сливками, так что они реализуют единственную возможность – наслаждаются своей свободой смотреть телевизор и играть в видеоигры – и отказываются от прочих вроде эстетических переживаний и любования природой. (Когда Дороти Паркер попросили составить предложение со словом «агрикультура», она ответила: «Ты можешь привести угря к культуре, но ты не заставишь его петь» [721] Отсылка к английской поговорке «Ты можешь привести коня к водопою, но ты не заставишь его пить». – Прим. ред. .) И тем не менее щедрое меню, позволяющее предаваться эстетическим, интеллектуальным, социальным, культурным и природным удовольствиям мира, – это высшая форма прогресса, независимо от того, какие из них люди заказывают на свой столик.

Время – это то, из чего состоит жизнь, и сокращение времени, которое люди должны тратить на поддержание своей жизни вместо других, более приятных занятий, – одно из важных свидетельств прогресса. «В поте лица твоего будешь есть хлеб», – сказал, как всегда, очень милостивый Бог, изгоняя Адама и Еву из райского сада, и на протяжении всей истории огромному большинству людей действительно приходилось попотеть.

Земледелие – это труд от восхода до заката, да и охотники и собиратели, которые добывали пищу всего несколько часов в день, тратили на ее обработку и приготовление гораздо больше времени (например, раскалывая твердые как камень орехи), не говоря уж про сбор хвороста, переноску воды и другую тяжелую работу. Члены племен сан («бушмены») пустыни Калахари, которых когда-то назвали «первым в мире обществом изобилия», как оказалось, работают минимум по восемь часов в день от шести до семи дней в неделю только ради своего пропитания [722] Время, затрачиваемое на приготовление пищи: Laudan 2016. .

60-часовая рабочая неделя Боба Крэтчита [723] Персонаж повести Чарльза Диккенса «Рождественская песнь». – Прим. ред. , с единственным выходным в году (Рождество, разумеется), была еще терпимой по стандартам того времени. Рис. 17–1 демонстрирует, что в 1870 году жители Западной Европы работали в среднем 66 часов в неделю (в Бельгии – 72), а американцы – 62 часа. На протяжении последних полутора веков работники постепенно освобождались от поденного рабства; это более заметно в социал-демократической Западной Европе (где они сегодня работают на 28 часов в неделю меньше) и чуть менее – в предприимчивых Соединенных Штатах (на 22 часа меньше) [724] Сокращение рабочей недели: Roser 2016t, Huberman & Minns 2007; Tupy 2016, “Hours Worked Per Worker,” HumanProgress, http://humanprogress.org/f1/2246 . Данные по всему миру показывают сокращение на 7,2 часа в неделю. . Еще в 1950-х годах мой дедушка по отцовской линии стоял за прилавком неотапливаемой сырной лавки на монреальском рынке день и ночь, семь дней в неделю, боясь попросить об уменьшении нагрузки, чтобы его место не отдали другому. Когда мои молодые родители встали на защиту его прав, ему начали время от времени давать выходной (который хозяин лавки, подобно Скруджу, без сомнения, считал «слабым оправданием для того, чтобы запускать руку ему в карман»), пока ужесточение трудового законодательства не одарило деда предсказуемой шестидневной рабочей неделей.