Аллен Эстерсон - В тени Эйнштейна. Подлинная история жены гения [litres]

Восприятие истории Милевы вызывает вопрос: почему ее приняли с такой готовностью и почему она поныне, целиком или частично, так популярна у широкой публики? Один из ответов в том, что история появилась в период конвергенции нескольких культурных изменений, которые, во многом продолжаются и сейчас. Это взаимодействие мгновенно наделила правдоподобностью историю об ученой жене в тени прославленного ученого мужа, о замалчивании ее вклада и едва ли не вычеркивании ее биографии из истории.

На фоне женского движения 1960-х годов и в течение последующих десятилетий происходил бурный рост интереса к исследованиям различных аспектов темы «женщины в науке», включая, биографии женщин-ученых, изучение системы женского образования и статуса женщин в научных профессиях, критическую оценку гендерных ролей в семье и супружеских научных парах, в историографических и философских работах. Из множества работ такого рода стала складываться картина борьбы женщин в прошлом и настоящем за равные права на образование, на восприятие их как ученых и признание их научной деятельности, за право на место в истории. В этом контексте история до того практически неизвестной первой жены Эйнштейна, как показалось, очень хорошо совпадала с историями жизни многих других женщин-ученых и их борьбы с учеными мужского пола – коллегами или супругами в прошлом и настоящем. Среди них, например, была ядерный физик Лиза Мейтнер, чей коллега Отто Ган, был удостоен Нобелевской премии за открытие деления атомного ядра, которую, с учетом важнейшего вклада Мейтнер в открытие, должен был разделить с ней. Как пишет ее биограф Рут Левин Сайм, Ган, вместо того чтобы немедленно признать это, «начал быстро замалчивать и отрицать свое сотрудничество с Мейтнер». Были и некоторые другие, подобные Мейтнер, в том числе и признанные в свое время, но история забыла их имена. «Объединяет всех этих женщин, – пишет Сайм, – такое упорное пренебрежение в историческом смысле, что даже самые известные из них стали почти невидимыми для последующих поколений».

На рубеже 1980–1990-х годов стал хорошо заметен скептицизм по отношению к науке и выдающимся ученым в целом. Можно говорить о тенденции к развенчанию этих и некоторых других представителей элиты, которая сохраняется в некоторых областях и даже достигла новых высот в наши дни. В академических кругах «научные войны» того периода, наряду с постмодернистским социальным конструктивизмом и связанными с ним движениями стали настоящим интеллектуальным вызовом традиционным основам научных исследований и их результатам, затронувшим и самих ученых. В 1987 году Бруно Латур, один из признанных лидеров этого движения, заявлял, что одной из его целей является «снятие разграничений между наукой и вымыслом». Несколько позже он уточнил: «Я, разумеется, ничего не имею против науки, хотя должен признать, что было приятно немного осадить ученых. Некоторый юношеский энтузиазм был в моем стиле».

Одновременно состоялся выход первого тома «Собрания документов Альберта Эйнштейна», что было воспринято некоторыми как возобновление восхваления Эйнштейна. Это, в свою очередь, возбудило тех, кто поддерживал давнюю антиэйнштейновскую кампанию, зародившуюся в 1920-е годы в Германии и размывшую национальные, культурные и хронологические границы. В течение столетия среди участников кампании были и антимодернисты, и антисемиты, и противники теории относительности, а также просто демагоги, позиционирующие себя защитниками культуры и религии от мнимого «релятивизма», связанного с теорией относительности Эйнштейна. Пример, иллюстрирующий антиэйнштейновские настроения, появился в New York Times, где Эван Харрис Уокер признался, что целью его поддержки истории Милевы является не столько стремление воздать наконец должное Марич, сколько желание подмочить репутацию Эйнштейна: «Я хочу сказать, что король голый. Я не говорю, что Эйнштейн ничего не сделал, но поскольку она была старше и первоначально была лидером, она, вероятно, является источником некоторых его идей».

На фоне феерической путаницы конца восьмидесятых – начала девяностых годов внезапное появление на общественной сцене фигуры малоизвестной и якобы несправедливо замалчиваемой первой жены Эйнштейна в изображении Трбухович-Гюрич, Трёмель-Плётц и Уокера сделало Марич ярким образцом того, как все плохо было и продолжает быть в науке и научной культуре, где доминируют мужчины, как исторические исследователи все эти годы пренебрегали ею и многими другими (и продолжают), да и как нехорош сам Эйнштейн. Трёмель-Плётц четко объяснила для тех, кто еще не понял: «Мотивацией Трбухович-Гюрич было обратить внимание на неизвестное, непризнанное, на то, что было “несправедливо предано забвению”». Чуть позже она повторила: «[Трбухович-Гюрич] хотела спасти от забвения Милеву Эйнштейн-Марич и вписать ее в историю Сербии и в историю науки. Она понимала, что ни один мужчина не сделает это ради Милевы Эйнштейн-Марич, чей собственный муж не смог обеспечить ей то публичное признание, которого она заслуживала».

Истории Милевы, представленной названными выше авторами, с одной стороны, и усердной феминистической критики, скепсиса в отношении науки и некоторых ставших известными деталей переписки между Эйнштейном и Марич с другой оказалось достаточно, чтобы многие авторы и журналисты безоговорочно согласились с их точкой зрения и стали развивать ее, не утруждаясь изучением соответствующих источников. Такая реакция объясняется предвзятостью, готовностью принимать тенденциозно интерпретированные свидетельства, возникшие на основании сложившихся ранее убеждений и мнений.

В последующих разделах я проанализирую (в хронологическом порядке) работы некоторых авторов, которые способствовали тому, что история Милевы дошла до наших дней. Исследование не исчерпывающее (хотя и может показаться утомительным). Большинство авторов склонны некритично повторять одни и те же фрагменты и утверждения, сделанные их предшественниками много лет назад. Некоторые повторения неизбежны, особенно в тех случаях, когда уже знакомые аргументы расширяются и обогащаются.

Одно из самых пространных вторичных изложений истории Милевы для широкой публики – глава «Милева Марич» в книге Андреа Габор «Жена Эйнштейна: Семья и работа в жизни пяти великих женщин двадцатого века», вышедшей в 1995 году. Книгу широко обсуждали. Повествование Габор о Марич во многом повторяет утверждения Трбухович-Гюрич, и автор не задается вопросами об их достоверности или даже правдоподобности. Ошибки и недоразумения настолько многочисленны, что текст в целом вполне оправданно заслужил определения «полет журналистской фантазии».