Вера Калмыкова - Как начать разбираться в архитектуре

Так творилась средневековая реальность, имевшая равное отношение к действительности и к фантастике.

Когда мы говорим о смене романского искусства готическим, то обычно испытываем некоторую оторопь. Нам непонятно, как произошел этот сдвиг, какова была его движущая сила. В книжной миниатюре, например, изменения накапливались постепенно. Но то, что произошло в архитектуре, кажется чем-то революционным.

Радикальный сдвиг был осуществлен в двух видах искусства, а не в одном – не только в архитектуре, но и в скульптуре. И обусловлен он был движением конструкторской, художественной… и богословской мысли.

В романской архитектуре существовали крестовый и цилиндрический своды. Со временем строители поняли, что крестовые своды можно усилить, добавив ребра жесткости, чтобы их было не четыре, а больше. За счет этого высота храма могла увеличиваться. Параллельно явилось соображение, что и арка тоже может иметь не только круглое, но и заостренное, стрельчатое завершение. Когда эти конструктивные особенности были осмыслены архитекторами, тогда и начал осуществляться переход к готическому стилю.

Чтобы проникнуться пафосом готической архитектуры, лучше для начала прочитать стихотворение русского поэта Осипа Мандельштама, посвященное парижскому собору Нотр-Дам:

Метафора этого стихотворения – человеческая мысль, направляющая твердый и плотный материал на преодоление тяжести и земного тяготения – одна из самых глубоких у Мандельштама. Любая метафора соотносится с жизненной реалией, но здесь все видно буквально воочию. Мышцы – выпуклые и вогнутые криволинейные поверхности каменных перекрытий крестового свода между ребрами, или нервюрами. Этот термин похож на слово «нерв», а нервюрдействительно так много, что возникает ощущение, будто они распластаны. Подпружные аркипри крестовом своде, продольные и поперечные, передавали или переносили вес свода на опорные конструкции – столбы. Обнаружение «тайного плана» в том, что все конструктивные детали готического собора выглядят как декоративные украшения. На самом же деле каждая составляющая структуры рассчитана на то, чтобы скомпенсировать вес камня и силу тяжести и не дать огромному зданию обрушиться. Впечатление леса или лабиринта возникает в интерьере из-за обширности внутреннего пространства, обилия колоннад и капелл. Слова о «египетской мощи» напоминают о пирамидах, самых грандиозных созданиях Древнего мира. Робость христианства – в попытке строителей оторваться от земли. Дуб рядом с тростинкой – сочетание изящества и прочности, тонких и крупных, плотных элементов, а царь-отвес – символ абсолютной выверенности замысла архитектора, при которой «формула» собора не допускает малейшей математической неточности.

Поэт с потрясающей силой передал психологию строителя готического собора, который ощутил себя воистину победителем пространства. Он поднял храм в высоту, он победил силу тяжести (хотя тогда еще никто не знал, как это называется), он преодолел вес камня. И это ощущение обеспечило мировоззренческий сдвиг, без которого невозможна была бы новая эстетическая система.

Фраза: «Мы сделаем такой высокий собор, что те, кто увидит его завершенным, подумают, что мы были безумны» – это слова человека, победившего пространство.

Второй момент в переходе от романики к готике, сыгравший огромную роль, – это реабилитация человеческого тела через новое рождение круглой скульптуры. Уже в романике появились «Ronde bosse», статуи, которые можно было обойти вокруг и которые передавали натуру в ее естественном виде. И хотя до изучения пропорций обнаженного человеческого тела оставалось еще довольно далеко, все же скульптуры выходили жизнеподобными, тем более что круглая скульптура, самостоятельно стоящая, не подчиняется абрису тимпана и поэтому, в отличие от рельефа, не несет искажений. Благодаря круглой скульптуре были более свободно осознаны архитектурные объемы зданий. Нам следует помнить, что в эту эпоху, как и во все предыдущие, строители храмов были одновременно и скульпторами.

Если романику, несмотря на ее распространение во Франции, современники зачастую считали и называли «норманнским» или «англосаксонским» стилем, то готику обозначили как «французскую манеру». Нынешнее название стиль получил в эпоху Возрождения, и было оно презрительным, происходило от наименования племен готов – варваров, напавших на Рим. Презрение вызвано тем, что готика меньше всего похожа на античные образцы, которые в эпоху Ренессанса осознавались как идеальные. Готические соборы огромны, сломать их очень трудно, но если бы не это обстоятельство, в Европе их не осталось бы: до XIX века эти «варварские» сооружения вызывали только брезгливое недоумение знатоков и ценителей изящного. Относились к ним как к созданиям низкого вкуса, терпели как неизбежное зло, и очень поздно человечество осознало: вообще-то они прекрасны.

Прежде чем рассказывать о возникновении готики и ее создателе, обратимся к хронологии. Первая постройка в этом стиле относится к XII веку. В следующее столетие новый стиль широко распространился по Европе, породив в каждой стране оригинальные национальные разновидности. XIV столетие – эпоха пламенеющей готики . Есть еще одно именование – интернациональная .

Дата рождения стиля привязана к XII веку, а его создателем явился настоятель аббатства Сен-Дени Сугерий (Сюже, Сюжер). Аббатство и поныне находится к северу от Парижа, в области Иль-де-Франс.

Личность Сугерия в высшей степени заслуживает нашего внимания.

Он был самого простого, незнатного происхождения. Если бы не выдающиеся способности, пахать бы ему землю, как всем предкам до седьмого колена. Но необычайный интеллект мальчика привлек внимание монахов из обители Сен-Дени, и он стал тамошним воспитанником. В те времена монастыри были центрами образованности и культуры, университеты еще не успели перехватить у них пальму первенства (хотя зачастую различия были далеко не такими явными: например, в XIII веке некоторое время университетские занятия проходили непосредственно в храме Нотр-Дам-де Пари). По стечению обстоятельств, в то же время в том же аббатстве воспитывался наследник французского престола. Согласно средневековой доктрине воспитания, дофины не пользовались особыми привилегиями, а воспитывались в такой же строгости, как и остальные подростки. Мальчики сблизились и подружились, причем случилось это довольно рано, ибо уже в 11 лет Луи-Тибо по воле отца, короля Филиппа I, покинул монастырь, чтобы далее воспитываться уже в рыцарском духе.