Кирилл Земсков - Тайна стоимости. Теория стоимости в истории политэкономии

Чтобы это продемонстрировать, приведем такой пример. Допустим, что у нас есть 12 яиц, полезность которых уменьшается от 12 первого яйца до 1 последнего яйца в неких условных субъективных единицах полезности. Согласно теории предельной полезности, ценность всех 12 яиц будет определяться путем умножения полезности последнего яйца (равной 1) на количество яиц, и она будет равна 12. Теперь разложим яйца в две упаковки по шесть яиц. Единицей блага теперь для нас будет служить уже не отдельное яйцо, а упаковка, и полезность упаковки будет равна совокупной полезности находящихся в ней яиц. Соответственно, полезность второй упаковки, которая теперь служит последней (предельной) единицей блага, будет равна: 6+5+4+3+2+1=21. И тогда полезность двух упаковок будет равна 21*2=42. Таким образом, полезность всех 12 яиц будет уже другой. Если мы разложим яйца в упаковки как-то иначе (например, по три яйца или по два), то мы снова получим другой результат. Получается, что полезность 12 яиц зависит от того, как мы раскладываем яйца в упаковки, хотя яйца одни и те же и в том же количестве!

Снова «парадокс»? И как же разрешают этот «парадокс» сторонник маржинализма? Вот что по этому поводу пишет, например, современный представитель австрийской школы Мюррей Ротбард:

Нет никакого смысла в требовании, чтобы предельная полезность выражалась в терминах математических исчислений. Применительно к человеческой деятельности слово «предельный» относится не к бесконечно малой, а к значимой единице. Каждая единица, значимая для определенного действия, является предельной. Например, если в какой-либо конкретной ситуации мы имеем дело с отдельными яйцами, то тогда каждое яйцо считается единицей; если мы имеем дело с упаковками по шесть яиц, то единицей является упаковка. В любом из данных случаев мы можем говорить о предельной полезности. В первом случае мы имеем дело с предельной полезностью яйца при различном количестве яиц; во втором – с предельной полезностью упаковки, зависящей от количества упаковок. Обе полезности являются предельными. Одна полезность ни в каком отношении не может быть «совокупной» для другой. ( Мюррей Ротбард, «О реконструкции экономической теории полезности и благосостояния»).

Согласитесь, несколько странное объяснение, ведь остается совершенно непонятным, почему при одном и том же количестве одних и тех же яиц их совокупная полезность (и потребительская стоимость) меняется в зависимости от того, как мы их раскладываем в упаковки и что мы принимаем за единицу блага – отдельное яйцо или упаковку.

Стоимость (как потребительская, так и трудовая), как мы отмечали выше, является величиной субъективной. Но у субъекта нет объективной меры измерения величины стоимости, – он может только субъективно сопоставлять разные величины стоимости в терминах «больше-меньше-равно». Например, он может сопоставить пользу или удовольствие, доставляемые ему разными благами в определенных количествах. Или сопоставить потребительскую и трудовую стоимость какого-либо произведенного им блага. И значение стоимости последней (предельной) единицы блага здесь играет важную роль только потому, что последняя единица блага служит границей, определяющей целесообразность дальнейшего производства блага или его обмена на другое благо.

Но пока нет другой стоимости (трудовой стоимости того же блага, или потребительской стоимости другого блага) величина полезности и потребительской стоимости остается, в сущности, совершенно произвольной величиной, которая при этом может меняться в зависимости от того, что мы принимаем за единицу блага. Отсюда и возникают все эти странности, парадоксы и абсурдные выводы теории предельной полезности.

Величина стоимости предельной единицы блага при сопоставлении с другой стоимостью задает только границу, когда производство или обмен остается еще выгодным и целесообразным. Только в этом состоит особое значение предельной единицы. Но полезность и стоимость всего запаса блага, конечно, ни в коем случае не определяется путем умножения полезности или стоимости последней единицы блага на количество единиц этого блага, – тем более, что, как мы видели в примере выше с яйцами, и сами эти единицы блага могут задаваться по-разному и совершенно произвольно.

Но поскольку величина стоимости или полезности последней единица всегда и прямо зависит от количества единиц блага, то эта величина прямо связана с количеством единиц блага. И при обмене или производстве этой величиной и определяется, какое количество блага еще выгодно произвести или обменять на другое благо. То есть, сопоставляя стоимость предельных единиц, мы тем самым всегда подразумеваем какое-то определенное количество блага, которое выгодно произвести или обменять. И если, например, речь идет об обмене, то равенство двух стоимостей двух благ задает и количества, в которых эти два блага еще выгодно обменивать.

То есть меновая стоимость блага всегда связана с определенным количеством этого блага. И стоимость всего запаса блага, которое обменивается на другое благо, будет зависеть от определенных количеств этих благ. То есть если, например, 5 мешков зерна были обмены на 3 бочки вина, из этого вовсе не следует, что те же участники сделки будут готовы обменять 10 мешков зерна на 6 бочек вина. Меновая стоимость здесь отнесена к совершенно определенной сделке в совершенно определенных количествах.

Но если предельная стоимость товара задает только границу, до которой выгодно производить или обменивать этот товар на другой товар, и если меновая стоимость какой-либо сделки по обмену товарами всегда привязана к количествам этих товаров, то каким же образом, спрашивается, устанавливается меновая стоимость на рынке, когда товары обмениваются в одинаковых пропорциях в совершенно разных количествах?

Допустим, что возникает рынок, на котором крестьяне и виноградари регулярно обмениваются своими товарами – зерном и вином. Каждый крестьянин привозит какое-то произведенное им количество зерна, с определенной трудовой стоимостью (величиной субъективной), а каждый виноградарь привозит произведенное им вино, со своей субъективной трудовой стоимостью. И все они желали бы обменять свой товар на другой, причем так, чтобы этот обмен был им выгоден – то есть так, чтобы потребительская стоимость чужого товара превышала или была равна трудовой стоимости своего товара. Возникнет ли на таком рынке какая-то устойчивая меновая стоимость, по которой зерно и вино будут обмениваться регулярно и в одной и той же пропорции, независимо от количества зерна или вина? И чему будет равна эта меновая стоимость?