Максим Урманцев - Кто играет в кости со Вселенной?

– Как отменили?! Симхат Тору отменили?!! Кто?!!

Профессору стало плохо, он рухнул на кресло, схватился за сердце, трубно захрипел. В кабинет влетела жена, заохала, бросилась к тумбочке с лекарствами.

– Что здесь произошло? Ты что ему сказал? – зашипела она, вперив в меня зрачок, который без лорнета казался еще шире.

– Мы говорили про праздники, – я вжался в вольтеровское кресло, даже не удивившись, что в этой квартире впервые обратились ко мне на «ты».

– Какие праздники?! Исчезни, гнида!

Да я и сам с радостью слился бы как можно скорее. В прихожей я растерялся – куда положить тапочки? Надо мной смеялся Коперник, подзорная труба колыхалась в руках. Я сдернул куртку с оленьих рогов, оборвав петлю, запихал ноги в кроссовки и, не завязывая шнурков, выскочил на площадку.

Только на улице я осмыслил – насколько шарахнул старика по голове! Тысячелетний праздник кто-то отменил! Было от чего схватиться за сердце специалисту по иудаике!

Чувствовал я себя погано: и как продавец дал маху, и Розенштерны теперь на порог не пустят. Да и как теперь узнать, что со здоровьем у Бориса Ароновича? Позвонить и сказать: «Это вас беспокоит тот молодой человек, который перепутал праздники. Как вы себя чувствуете?» Смешно!

Меня к профессору больше не приглашали. Зато в поликлинике на следующий день я встретился с начальником АХО, и он без длинных умных речей сделал заказ на стандартные бланки: по сто тысяч анализов кала, анализов мочи и анализов крови. Со стопроцентной предоплатой. Макеты на все это у нас уже были. Правда, «ахошник», тихо откашлявшись, попросил откат. Скромный. Ну не без этого же!

Однажды мне позвонил старый приятель Шустик, с которым мы вместе трудились в редакции многотиражки «Арсенал». Такое прозвище крепко к нему пристало: веселый, шустрый, общительный, добрый парень. Он был представителем следующего поколения – родился в 1970 годы, ему в начале девяностых стукнуло двадцать лет. Мне кажется, что «семидесятникам» (хотя формально по «теории Хоува и Штрауса» они относятся к поколению X) жизнь подбросила ядовитую поганку. Считается, что ценности формируются в подростковом возрасте, а тинейджерство «семидесятников» пришлось на последние всхлипы советской власти, когда солнце той страны закатывалось, а лучи нового дня еще не осветили поле. Психика подростков самая чувствительная, поэтому в отношении к жизни у них в переходный момент преобладает скепсис. Мы, рожденные в шестидесятые, успели получить высшее образование и хоть немного, но поработать в социалистическое время: этот опыт сформировал некоторые фундаментальные ценности. Шустик застал такие понятия, как октябренок, пионер, коллективное превыше личного, но, выйдя во взрослую жизнь, увидел другое – можно обогащаться индивидуально, покупать дорогие «тачки», не имея образования. Соблазнял пример старшего брата, который заработал шальные деньги на перепродаже бутылочного пива, но Шустика к себе в дело не брал – мол, пусть младшенький своим умом встанет на ноги. А встать на ноги – по-простому, разбогатеть. И Шустик начал энергично грести веслами. Спору нет, энергия – это величайший ресурс. Но другие ресурсы, как, например, эрудиция, специальные знания, поколению «семидесятников» казались фантомом. Корпеть годами в аудиториях ради высшего образования – бессмысленная его трата. Нельзя упускать время легких денег.

Шустик освободился от воинской повинности, подсуетившись с «белым билетом», и вышел в большой мир с жаждой наживы. Но жизнь оказалась чуть сложнее: стало ясно, что дорога к большим деньгам не лежит на ладони. В криминал он все-таки идти не хотел – родительское воспитание создало моральное ограничение. Нужно найти плодоносящую идею. Работа в редакции денег не принесла. И он попросился ко мне на работу в «Любавич», решив, что я, как старший товарищ, чего-то уже достигший, покажу секретный ход.

Я на примере водителя Виктора понял, что делегирование – правильный путь. Напрашивался следующий шаг – освободить себя от мотаний по производствам, пристраивания заказов в типографиях. Шустик вполне подходил для этой работы – обаятельный, сообразительный, мобильный. Чтобы трудилось веселее, я придумал систему зарплаты, чтобы его доход заметно превышал редакционный, и должность назвал «заместитель директора по производству». Звучало круто. Он обрадовался, но предупредил меня, что это не предел мечтаний.

Шустик старался, правда, работа с подрядчиками получалась хуже, чем у меня: иногда забывал что-то, периодически ругался и портил отношения. Но совсем швах был с арифметикой: при всей тяге к деньгам – сделать быстрый расчет в уме он не мог. И не только денег.

– Сколько бумаги ты завез в типографию? – интересовался я.

– Зачем тебе это знать?

– Заказ важный, я хочу быть в курсе. И вообще полезно вести учет в блокноте.

– Я завозил из двух мест, – начинал вспоминать Шустик, – со склада пятьсот килограмм офсетки, а от бумажников две тысячи листов меловки. Итого две тысячи пятьсот.

– Чего две тысячи пятьсот? – я поднимал голову от стола, обалдев от такого вычисления.

– Бумаги, – удивление во взгляде на глупый вопрос.

– Что за цифру ты получил, сложив листы с килограммами? Объясни. Ты сам-то понял?

Шустик конфузился, но быстро отшучивался с милой улыбкой. Единицы измерения, конечно, проходят в средней школе, но я частенько сталкивался с «математическим кретинизмом» у взрослых сотрудников, не получивших высшего образования.

Претензии на голову зама по производству сыпались со стороны продавцов: то Слава, то Илья, то Анастасия высказывали недовольство задержками с исполнением заказов. Я мог повлиять на ситуацию – или вернуть себе работу с подрядчиками, или велеть Шустику пристраивать заказы в более обязательные, но дорогие типографии. Вечная дилемма – оставить себе меньше маржи или промурыжить заказчика со сроками? Жадность оказалась сильнее – пусть заказчик немного подождет. Для человека, вышедшего из советского дефицита, такие рассуждения казались логичными – надо накапливать на черный день. Этот тактический подход в стратегическом плане вызывал сомнения: со многими клиентами поругались навсегда. Прав ли я был? Есть два противоположных рассуждения.

Когда-то мой тренер по шахматам задал нам, ученикам, вопрос: «Какая ошибка фатальнее – тактическая или стратегическая?»

– Стратегическая, – нерешительно отвечал один.

– Стратегическая, – уверенным тоном подтвердил другой, сильнейший в нашей секции.