Текелински - Действительность. Том 3

Что, для нашего разума служит доказательством, что мир вокруг нас имеет собственную динамику, не зависимую от нашего восприятия? В первую очередь то, что в эмпирическом мировоззрении динамика внешних объектов не только по отношению к нам, но и по отношению друг к другу имеет свою соразмерность взаимоотношения скоростей, форм и парабол движения. Во вторую очередь, это впечатление независимости и бесконтрольности этих движений, со стороны нашей воли. Отсутствие какого-либо влияния нашего ноумена на общий «макрокинез» внешнего мира. А главное бессилие пред его инертностью и фатальной динамической произвольностью с одной стороны, и такой же фатальной последовательностью, и безостановочной размеренной функциональностью катящегося «Колеса Иксиона», с другой. Креативность мира самого по себе, его абсолютная разумность, как в малом, так и в Великом не оставляет и доли сомнения в том, что мир – есть божественное создание. – Нечто однажды положенное и заведённое, а значит имеющее свои цели.

Давайте посмотрим, как мы вообще оцениваем последовательность изменений в текущий момент действительности эмпирического созерцания действительности. Наш разум, (такова его природа), во всём и всегда стремиться отмерять отрезки. Его свойство таково, что он оценивает мир и все его движения, как некое последовательное выстраивание из отдельных сегментов общего здания мира, – то, что называется прогрессивным усложнением в пространстве, и становлением во времени. И усложнение, и становление это, для него должно необходимо выстраиваться из «кирпичей». Иначе он его не заметит, и не идентифицирует как нечто закономерное. Как собственно, и уже выстроенное, необходимо должно иметь для него возможность разбираться на «кирпичи», – на сегменты. И точно в такой же последовательности, – от основания к действию и результату, он оценивает и собственное мышление. Всякий объект для субъекта, (а мышление, поставленное под взор исследователя – есть такой же объект), представляет собой разлагаемое на отрезки событие. Состояние предмета созерцания, не может быть обозначено, пока оно не получило свою законченность, некую «окаймлённую, отмеренную и обозначенную границами субстанциональность», то есть форму. И лишь различные масштабы этой самой «окаймлённости», определяют всякую нашу оценку. Наш разум, оценивая внешние события, последовательность изменений, постоянно чертит некие границы между состояниями наблюдаемого объекта. Создавая из безостановочного и безграничного движения, некие формы достаточные по объёму, для восприятия их объективности, нашим разумом. Он делает искусственные остановки, в безостановочном движении. Определяя и обозначая относительные стабильные состояния, либо рисуя блок относительно нестабильных состояний, тем самым создавая некую искусственную стабильность отрезка. К примеру, зажигаемая спичка, от холодного состояния относительного покоя серы, до воспламенения и горения, проходит бесконечный ряд состояний, и не разграниченный никакими границами текущий момент. Но наш разум, делит этот непрерывный момент, на составляющие. Он чертит границы, и обозначает этапы и события, в виде неких объектно-законченных формаций. В более перспективных масштабах, он создаёт слаженные системы и алгоритмы, что даёт ему возможность создавать на этих масштабах определённые формы.

Мир для нашего разума всегда будет, с одной стороны классифицирован, с другой – глобализирован. Он всегда будет в его отражении одновременно неким сплавом индивидуализации и обобщения. Ведь во всяком непрерывном движении, ему необходимо отделять и сознавать объекты, – отдельные части, некие звенья цепи, иначе удовлетворение его объективной потребности не состоится. Он требует объекта повсюду, куда направлен его взор. А для существования объекта необходимы границы, ведь без них существование формы как таковой, – невозможно. Форма без границ – есть нонсенс для нашего разумения. Материя без формы, есть ничто, – лишь абстрактная субстанция. И это деление, и окаймление происходит во всех без исключения плоскостях воспринимаемого мира. Как по преимуществу пространственной его стороны, так временной. (Стороны, не существующие сами по себе, но созданные нашим разумом и превращённые в трансцендентальные объекты, противопоставленные друг другу, и олицетворяющие некие консоли, – фундамент воспринимаемого мира, в плоть и кровь реальной действительности).

Что представляло бы для нашего разума время, не дели он его на минуты, часы и т.д. То есть на объекты. Так же, что представлял бы феноменальный эмпирически воспринимаемый мир, не будь в нём деления на объекты, и не существуй границ этих объектов. И даже наше абстрактное мышление, словно отражение всей этой внешней агрегатности, не может обходиться без разделения и окаймления цепей собственного мышления. Картинки идеального воззрения, образы, не имей они объективной законченности, не имели бы вообще ничего существенного, они расплывались бы, заполняя всё пространство, отведённое разумом себе.

Объективность внешнего мира, как и его разнообразие, обязано своим существованием именно свойству нашего разума разделять и окаймлять субстанции, как в пространственном, так и во временном аспектах, и превращать всё это в континуумы. Так собственно, возникает действительность мироздания и действительность нашего бытия.

Когда наш разум определил и противопоставил эти разноплановые субстанции друг другу, он создал тем самым прецедент. И далее, уже ничего не могло остановить его на этом поприще деления и обозначения. Объекты для субъекта начали появляться нескончаемой вереницей. И затем, и всегда, наш разум будет находиться в этом поле постоянного формирования объектов, как внешней действительности, так и внутренней. Неких «отчерченных пузырей», выхваченных из общего контекста, обозначенных и идентифицированных. Между которыми, на самом деле и находится тот самый горизонт событий , который определяет всякую меру действительного.

Так наш разум получает своё удовлетворение. Ведь просто динамика, не разделённая на этапы, такая же бессмыслица для него, как и неразделенный мир феномена, на объекты. Здесь ничто не могло бы его удовлетворить. Он, есть страж законченности. «Не окаймлённый мир», для него – не существует. Для него, это пустота. Скольжение без этапов, становление без «сегментов», -парадоксальная невозможность. И там, где невозможно деление на «кирпичи», он делит на временные отрезки. Там, где невозможно деление на отрезки, он делит на «кирпичи». Но всегда и всюду его сегментарный политес диктует свою волю по отношению к реальной действительности. И то, что невозможно разделить ни на «отрезки», ни на «кирпичи», он относит к противоречию реальности, то есть к чуду. Так получает своё олицетворение божественности, его ноумен. Так получает своё место в природе вещей, Бог. Запредельность всегда там, где невозможно обозначить ни отрезки времени, ни границы объекта.